Православие, инославие, иноверие - [75]

.

В фигуре католикоса Нерсеса (Аштаракеци), пожалуй, наиболее ярко воплотилась дилемма имперской власти – примирение внутригосударственной и внешнеполитической логики. С одной стороны, Нерсес был опытным и, как считалось, деятельным администратором. Еще до избрания католикосом он основал в Тифлисе академию и в 1830 году стал первым архиепископом в новой российской епархии. Кавказский наместник М.С. Воронцов писал, что назначение Нерсеса католикосом «имело самое полезное влияние на устройство Армянской церкви и приведение дел ея в порядок». Влияние Нерсеса за границей было еще более значительным. Несколько преувеличивая и явно стремясь оправдать его выборы в 1843 году, официальное сообщение утверждало, что «едва разнеслась весть о избрании главы Армянской Церкви, как имя Нерсеса раздалось из всех уст, повсюду: от берегов Ганга до берегов Невы, от Карпата до Иммауса [Гималаев. – П.В.]». МВД приписывало Нерсесу заслугу подчинения константинопольского патриарха и привлечения новых иностранных пожертвований в пользу монастыря. Частично благодаря его усилиям в 1844 году Порта разрешила прямые сношения османских армян с Эчмиадзином. Армянское общество Константинополя согласилось признать Нерсеса и накануне Крымской войны даже выразило готовность принять у себя постоянного нунция Эчмиадзина[609].

С другой стороны, многие считали Нерсеса властолюбцем, склонным пренебрегать Положением 1836 года. Начальник Кавказской администрации князь И.Ф. Паскевич видел в Нерсесе корыстолюбивого интригана. С присоединением Восточной Армении в 1828 году он добился его удалeния с Кавказа во внутреннюю Россию и его назначения (в 1830 году) главой новой Нахичеванской и Бессарабской епархии, хотя это, кажется, не лишило Нерсеса влияния на эчмиадзинские дела[610]. Став католикосом в 1843 году, Нерсес решительно сопротивлялся ограничениям, предусмотренным в Положении, которые противоречили, как ему виделось, достоинству и историческим привилегиям католикоса. Не признавая какого-либо канонического значения за Синодом, он свел его значение почти к нулю и не замещал возникавших вакансий. Он также отказывался назначать новых епископов, оставляя их места вакантными, управляя через своих наперсников и полностью распоряжаясь их доходами. Архиепископ Нахичеванский горько жаловался в Петербург на то, что католикос, рассматривая все «с точки зрения азиатского самовластия», совершенно не считался с Положением: «Неповиновение Патриарха законам есть источник всех беспорядков и бедствий, как в моей Епархии, так и в Армянском Духовенстве в России вообще». Поддерживая мнение архиепископа, МВД согласилось, что «неограниченное самовластие Патриарха Нерсеса проявляется во всех его действиях»[611]. Государство получило католикоса, пользовавшегося уважением за границей, но плохо управляемого «дома». Иными словами, Нерсес, как впоследствии и его преемники, понимал должность и миссию католикоса иначе, нежели самодержавие, считавшее его государственным служащим, ограниченным законом и коллегиальной формой управления[612]. Показательно, что Нерсес умер с пером в руке, над недописанным отношением на имя министра внутренних дел, в котором речь шла о защите прав католикоса[613].

Однако, несмотря на все эти трудности внутригосударственного характера, международная ситуация выдвинула на передний план внешнеполитический аспект. Еще до смерти Нерсеса в 1857 году связи между Константинополем и Эчмиадзином вследствие Крымской войны вновь оказались прерваны, а Порта стала с еще большим подозрением относиться к российскому вмешательству. Более того, западные державы, пользовавшиеся значительным влиянием на Османскую империю, все активнее стремились вовлечь ее армянское население в сферу своего воздействия – отчасти для того, чтобы заблокировать российскую экспансию в южном направлении. Западные миссионеры появлялись даже на восточных окраинах Анатолии и в Персии, обращая армян в католицизм и протестантизм[614]. В 1874 году российский посол Н.П. Игнатьев описывал, как в 1850–1860-е годы под покровительством Франции и Британии католики и протестанты делали все возможное для того, чтобы распространить в армянском населении недовольство российским Положением 1836 года, подорвать связи армян с Эчмиадзином и духовно подчинить их сисскому престолу, находившемуся в Османской империи[615]. В 1857 году кавказский наместник князь А.И. Барятинский писал: «Или Армяне (Турецкие) бросятся в наши объятия, или обратят свои желания и симпатии к какой-нибудь другой державе»[616].

В этих условиях имперские чиновники видели больше преимуществ в том, чтобы на патриаршем престоле находился османский подданный, пользующийся симпатиями константинопольских армян. Когда эта община поддержала Матеоса (Чухаджяна), в свое время бывшего константинопольским патриархом, Петербург не стал препятствовать константинопольской общине, а она воспользовалась своим перевесом – 90 из 116 голосов – в избирательном собрании в Эчмиадзине[617]. Даже несмотря на отрицательные отзывы о Матеосе, полученные из российского посольства в Константинополе, император утвердил его в должности католикоса