Право – язык и масштаб свободы - [26]

.

Современный правовой релятивизм, по мнению И.Л. Честнова, – это отсутствие универсальных объективных критериев оценки социальных явлений и процессов, включая правовые. Оценка зависит от позиции наблюдателя (принцип дополнительности) и ограниченной возможности предвидеть отдаленные последствия (которые зачастую являются латентными) более или менее сложного социального действия[76].

Двойная мораль российского общества стала общепринятой нормой. Способность читать между строк в начале XXI в. вновь актуализируется как важное качество для россиянина. Запрет на критику религиозных деятелей, использующих государственное финансирование, демонстративные уголовные преследования лиц, критикующих публичную власть, стигматизация правозащитной деятельности, маркирование независимых от патерналиста некоммерческих организаций как «иностранных агентов» – эти и многие другие тенденции способствуют утверждению двойных стандартов интерпретации правовой реальности. Проблематичность законодательного закрепления расслоения общества и неравенства прав компенсируется практически неограниченными возможностями толкования закона. «В российском обществе аксиологический статус права отличается двойственностью. С одной стороны, официальная правовая идеология, выраженная в различных источниках, начиная с Конституции РФ и заканчивая авторитетными доктринальными текстами, исходит из высокой социальной ценности права, которое не сводится к воле государства, а представляет собой самостоятельное, необходимое и незаменимое начало общественной жизни. С другой стороны, сама общественная жизнь полна примеров, свидетельствующих о том, что ценность права для многих оказывается по меньшей мере неочевидной – когда правовые императивы игнорируются, отодвигаются в сторону для решения тех или иных текущих задач различной степени важности. Складывается впечатление, что расхождение между декларируемой ценностью права и фактическим отношением к нему в обществе стало вполне привычным и чуть ли не естественным явлением»[77].

10) Независимость публичной власти от населения, их взаимная неприязнь и недоверие друг к другу. Благополучие и процветание правоприменителей и официальных интерпретаторов не зависит от их позитивного вклада в улучшение жизни населения. В постсоветский период наблюдается устойчивая закономерность, – чем больше средств субъект публичной власти смог извлечь из преимуществ своего положения, тем качественнее можно оценить условия его жизни. Отдельные показательные демонстрации наказаний конкретных должностных лиц могут быть основаны на личных противоречиях с ними и необходимости освобождения искомой должности для нового лица. Высокомерие части правоприменителей корреспондирует с подобострастием граждан, не имеющих возможности повлиять на судьбу оценки и толкования своего правоотношения иным способом. Большая часть гражданского общества рассматривает публичную власть как узкую группу лиц, занятую своим экономическим обогащением через политические институты. В таком дискурсе затрудняется процесс признания населением законов и вариантов официального толкования этих законов, принятых конкретными лицами в своих экономических и политических интересах. В каждом новом официальном толковании гражданин ожидает очередное ограничение его прав, расширение полномочий субъектов публичной власти, усиление «минного поля».

Утраченное доверие большой части населения не беспокоит публичную власть, поскольку прямо не отражается на благосостоянии ее субъектов. Лукавость и двойные стандарты правителей способствуют формированию институтов гражданского одобрения обмана публичной власти и игнорирования ее декретов. Уклонения от уплаты налогов и хищения у государства многими гражданами не осуждаются (поскольку государство – это «они», а «они» и так «берут сколько хотят»), возникает тенденция рассматривать хищение у государства как восстановление социальной справедливости, растет солидарность водителей в выявлении сотрудников ГИБДД с радарами, критикуются действия полиции по разгону митингов и решения судей по массовых арестам и т. п.

Противостояние населения и публичной власти подтверждают и ее руководители, – по мнению Председателя Правительства Российской Федерации Д. А. Медведева «в самой сути государственной службы заведомо заложено неприятие со стороны граждан». «Вариант того, что на госслужбе можно быть аполитичным», премьер-министр даже не рассматривает. “Кто так говорит, лукавит, – отметил он. – Если ты пришел служить определенному государству, которое управляется определенным набором политических сил, ты все равно так или иначе будешь иметь собственную позицию”»[78].

11) Неспособность гражданского общества к реальной политической конкуренции. С 1917 г. правящая в государстве партия объединяет почти всю публичную власть, практическая несменяемость руководителей государства делает невозможным системный контроль гражданского общества за группой лиц, управляющих государством. Правовой нигилизм официальных интерпретаторов закона превратился из отклонения от нормы правосознания в вариант его нормы. В среде субъектов публичной власти сформировалась особая корпоративная солидарность, способствующая сокрытию нарушений от внешней среды (населения). Цеховая взаимовыручка сплачивает исполнительную, законодательную и судебную власти на горизонтальном и вертикальном уровнях, способствуя отстаиванию групповых интересов. Сосредоточение в руках одной группы лиц всех инструментов контроля корректности избирательных процедур делают практически невозможным для обычного гражданина доказательно убедиться в достоверности результатов голосования.