Право выбора - [82]

— Хватит. Сам-то ты как всем: этим овладел? Применяешь теорию на практике?

— Бывает по-разному. Но пытаюсь.

Я прослушал целую лекцию, но так и не постиг секрета руководства. Все слишком зыбко, неопределенно. Есть ли у меня как у бригадира свой стиль?.. Сможем ли мы завоевать первое место на стройке? Что для этого нужно?..

Борьба за «производственные стыки» идет с переменным успехом. Каждый человек сейчас дорог, а Демкин как раз сегодня умудрился взять бюллетень. Ребята говорят, что он здоровехонек — отдохнуть захотелось.

Встречаю его у «Изотопа».

— И тебе не стыдно? Ты гуляешь, а другие надрываются за тебя.

— А зачем? Потогонная система по методу Тейлора или кого там? У меня на глазу ячмень. Кто же допустит к ответственной сварке с больным глазом?

— Я допущу. Скурлатова допустит.

Он хмыкает, и водянистые его глаза становятся маслянистыми.

— Спелся, бригадир, с инженершей. Замечаю, как ты перед ней рассыпаешься. Да и она, видать, не против подцепить такого парня. Веселая вдова!.. Теперь рабочему человеку и податься не к кому — все заодно.

— А хочешь, Демкин, я тебя поколочу?

Он вскидывает голову:

— Рукоприкладство?

— Нет. Просто так. Не как начальник, а по Конституции, за сплетни. Что ж, по-твоему, начальник от подчиненных должен всякую пакость терпеть? Пора тебя проучить.

— Со мной, бригадир, лучше не связываться, я драться здоров.

— Бокс?

— Бокс — игра, а я по-уличному.

— А я ведь, Демкин, боксер. Хочешь, покажу?

— Ну.

— Пошли.

Демкин в спортивном зале впервые.

— Раздевайся и надевай перчатки! — категоричным тоном говорю я.

Он неохотно раздевается.

— У меня ж ячмень…

— У меня сердце разбито, и то не ною. Становись так. Правую руку сюда. Левой делай так. Тебе, как младшему, разрешается бить первым. Нападай!

Через час выходим из клуба. Демкин на меня не смотрит. Ему крепко досталось.

— Ну как, Демкин?

— Потрясно-лоботрясно. Нельзя так, без тренировки, мордовать человека.

— Ничего, оклемаешься. У тебя ведь бюллетень.

— Какой уж тут бюллетень! Буду ходить на тренировки.

— А сплетнями заниматься?

— Да что я, чокнутый? Я в чужую личную жизнь не вмешиваюсь. А ты, бригадир, бог: шибко дерешься! Если хочешь знать, иногда ужас как хочется подраться. Просто подраться. Кулаки чешутся. Вот и задираю всех. А все воспитанные, не поддаются на провокацию или милиции боятся, чтоб хулиганство не пришили? А ты меня сразу разгадал.

Я не обольщаюсь. Знаю: много еще придется повозиться с Демкиным. А вот проницательность его меня неприятно поразила: значит, даже со стороны заметно, что я неравнодушен к Скурлатовой?

Юля появляется в коридоре коммуникаций по нескольку раз за мою смену. У нее, конечно, деловой вид и вопросы сугубо деловые. Но мне-то кажется, что под внешним кроется желание повидаться со мной. В клубе она сама подошла ко мне. Мы рядом сидели в кино, я украдкой держал ее руку, и она даже не делала попыток освободить ее — будто так и надо.

— У вас богатая библиотека? — спросил я ее сегодня.

— Не очень. Читать некогда. Есть «Черный обелиск». Принести?

— Читал. Я хотел бы сам что-нибудь выбрать. Сам…

Она тихо смеется, будто протягивает ласковую руку. А глаза сами по себе. Замкнутые.

— А ты хитрец. Жди приглашения.

И она уходит. А у меня обрывается сердце. Она сама сказала: «Жди приглашения»! Когда же? Когда? Опять будет пусто без нее до утра…

…Я снова в маске. Хлещут огненные брызги из-под электрода. А сердце поет: Юля, Юля… Впрочем, вслух я так ее еще не называл. «Жди приглашения». И раньше она как бы невзначай называла меня на «ты». Правда, и Харламову и Демкину она говорит «ты». Но сейчас со мной — совсем другое!..

А почему бы мне не жениться на ней?

Удивленно думаю о том, что вот незаметно для себя снова влюбился — и прошлого будто не бывало. Нет, оно, конечно, было. Все еще не верится, что Таня навсегда вычеркнута из моей жизни, еще сохранилась боль. Но это как остаточный магнетизм. Я люблю другую! До сих пор я привык любить одну — Таню. И казалось, чувство — навсегда, как бы она ни поступила со мной. И вот я люблю другую и радуюсь этому, и, собственно, нет больше никакой Тани: чужая женщина, жена другого человека, который, не прилагая никаких усилий, одним фактом своего существования отнял у меня любимую девушку, сделал вид, будто меня и нет вовсе…

Даже сейчас при воспоминании о той последней ночи среди ветра и пустыни кровь закипает у меня в жилах. Власть прошлого все-таки еще велика, если в мою любовь к другой врывается запоздалая жажда мести.

Я пытаюсь представить нашу совместную жизнь с Юлей, но ничего не вижу, кроме ее смеющегося лица — ямочек на щеках, черных глаз.

И все-таки все не так просто, как я пытаюсь себя уверить. Полунамеками Юлия поощряет мою влюбленность. Но нет чего-то такого, что было у нас с Таней, — нет потрясения чувств. А ее внимание я воспринимаю как некую милость. Вроде бы она снисходит.

Почему я решил, что она согласится выйти за меня замуж? Может, и нет ничего? И не будет ничего?

Но внутренний голос подсказывает: будет, будет! Она одинока. Уже давно одинока. Она любит или полюбит, тебя хотя бы за твою молодость. Она лишена глупых предрассудков, которыми мы себя опутываем, потому-то и кажется непедагогичной. При всей ее женственности у нее жесткая воля, так как, кроме работы, у нее никогда ничего не было.