Право на жизнь - [79]
С и м о н я н. Не бросайся словами, Гатчиков. Ким у нас такой, что может и вернуть с процентами!
В о р о н ц о в. Могу!
Г а т ч и к о в. Только давай отойдем в сторону, здесь неудобно…
С и м о н я н. Наш Ким строг, но справедлив. Он это сделает, когда вернемся из похода, если захочет, конечно.
В о р о н ц о в (ворчит). За мной не заржавеет…
С и м о н я н. Вот и ладушки!
В о р о н ц о в. Ты тоже не подарок. Друг называется, с вилами наперевес!
С и м о н я н. Повинную голову, Ким… Ведь я знаю, что за суровой внешностью ты прячешь доброе сердце!
Воронцов невольно улыбается.
Смотри, что приготовил для такого случая папа Симонян!.. (Отогнув полу реглана, показывает бутылку.)
Г а т ч и к о в (оглянувшись по сторонам). Ты что, чокнулся?!
В о р о н ц о в. И правда, Армен…
С и м о н я н. Держите фужеры, мужчины!.. (Насильно заставляет взять их стаканы.) «И чтоб никто не догадался…» (Извлекает из реглана коньячную бутылку, наполненную молоком, разливает по стаканам.) Амброзия!
Г а т ч и к о в (смеется). Ходок!..
С и м о н я н. Жидкость, правда, не кондиционная. Но клянусь, что, вернувшись из похода, наполню эти стаканы настоящим коньяком ереванского розлива! Да будет так!.. А теперь твой тост, Ким. Ибо сказано: «Питие без добрых слов есть суть пьянство».
В о р о н ц о в. Подняли, ребята, и сдвинулись ближе.
С и м о н я н. Формально. Души нет в твоих словах.
В о р о н ц о в (помолчав). Сейчас мы снимемся в поход. Вернемся обратно, когда эти сопки покроет снег, а в бухте будет плавать лед. Что же мы унесем в своей груди в море, что станем вспоминать на вахте где-то там, далеко-далеко отсюда? Симонян, наверно, — старушку маму, которая живет в горах Армении. Женя Гатчиков — своего маленького Юрку. А я…
С и м о н я н. Прекрасную Асю.
В о р о н ц о в. Да. Прекрасную Асю. Но все мы должны сохранить в памяти вот эти несколько минут, оставшиеся до выхода в море. Ведь сейчас вместе с нами незримо стоит и наша Дружба — произношу это слово с большой буквы. Потому что без этого чувства человек неполноценен, он калека… Давайте выпьем за нашу дружбу, за нашу удачу, за любовь к той земле, которая нас родила…
Чокаются, выпивают. Пронзительно звучит сирена. Вспыхивают дополнительные прожектора. Появляются сосредоточенные Ж и г у н о в и Х р о м о в.
Ж и г у н о в (на ходу). Не задерживаться, товарищи офицеры.
Воронцов, Гатчиков и Симонян подтягиваются, становятся серьезными, идут вслед за командиром и скрываются в рубке подводной лодки. И снова по пирсу движется громадное тело ракеты, погружаемое в лодку. Сцена постепенно затемняется. Слышны усиленные динамиками команды, подаваемые Жигуновым: «Лодку к бою и походу изготовить!.. По местам стоять — с швартовых сниматься!..» Уже в полной темноте, под негромкий рокот двигателей, по сцене плывут белые топовые, красный и зеленый бортовые огни уходящей в поход атомной подводной лодки… На одной стороне просцениума появляется А с я, на другой незаметно возникает С а н С а н ы ч. Оба молча смотрят на плывущие в темноте огни лодки…
С а н С а н ы ч (негромко). Господи, я никогда у тебя ничего не просил. Но сейчас обращаюсь к тебе нижайше… Пусть эти мальчики славные доживут до старости. Пусть у них родятся красивые дети. Пусть никогда им не придется нажать эти страшные кнопки. Прошу тебя, сделай так…
Огни лодки постепенно теряются вдали. Слышны вечный шелест набегающих на гальку волн да резкие крики потревоженных в неурочное время чаек…
ПРАВО НА ЖИЗНЬ
Пьеса в двух действиях
М и х а и л Ч е р е м н ы х.
Г е о р г и й — его брат.
А р и н а — жена Михаила.
К у з ь м и ч.
К а т ю ш а.
Н и к и ш и н.
В а н ю к о в.
Е ф и м о в н а.
Н и н а — ее внучка.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
На ярко высвеченном заднике сцены, как бы на огромной рельефной карте Сибири, через дремучую тайгу, водоразделы, сопки, реки и точки с названиями сел и поселков — крупным пунктиром бежит, извивается линия Байкало-Амурской магистрали. Гигантский необжитый край… Кажется, никто не в силах нарушить этой застывшей вековечной тишины и первозданности. Но над всем этим безмолвным пространством эфир наполнен писком морзянки, голосами изыскательских партий, геологических экспедиций, строительных отрядов, ведущих переговоры по рации:
«…Разбейте пикетаж и промерьте расстояние. Лист 247.249…»
«…Третий, третий, прими сводку: подрядчику сданы школа, ясли на 90 мест, котлопункт. Как понял, прием…»
«…Полсотни семь, полсотни семь — одиннадцатому.
— Слышу тебя, Сеня, прием.
— Поздравляю с новым начальником экспедиции, Сеня. Зовут — Георгий Аверьяныч Черемных. Откуда-то из Средней Азии. Прием.
— Что за мужик этот Черемных? Прием.
— Пожуем — увидим…»
В разговор невидимых собеседников врывается чей-то начальственный бас:
«Не засорять эфир трепом. Уйдите с волны!..»
Дом Михаила Черемных. Большая комната, обставленная современной мебелью. Также видны прихожая, крыльцо и часть двора, отгороженного от соседнего участка, где живет лесничий Кузьмич.
Комната жилая, но в ее обстановке странным образом сочетаются мягкий диван и служебный сейф, торшер из гарнитура и переходящее Красное знамя в углу. Письменный стол и два стула для посетителей поставлены таким образом, что создают от сугубо домашней обстановки впечатление служебного кабинета.
