Право на жизнь - [78]
А с я (не сразу). Значит, вы Лина…
Л и н а. Лионелла. Что же теперь нам делать?
Пауза.
Ж и г у н о в (неловко). Ну, я пошел.
Х р о м о в (поспешно). Я провожу вас, командир.
В о р о н ц о в. Я просил бы вас остаться.
Х р о м о в. Нет, Воронцов, мы с командиром здесь права голоса не имеем. Разбирайтесь сами.
Ж и г у н о в. Ася, вы с нами?
А с я. Идите, я догоню.
Оглядываясь, Жигунов и Хромов уходят.
Пауза.
Л и н а. Мне Ким писал о вас, ставил в пример. А вы оказались просто цепкой женщиной.
В о р о н ц о в. Лина!..
Л и н а. Дурачок, ты должен знать, что добродетель женщины — это просто привычка к спокойной жизни, и не более того!
В о р о н ц о в. Не будь хуже, чем есть на самом деле!
Л и н а (Асе). Вам сколько лет?
Ася молчит.
Под тридцать. Подумайте, что будет через пятнадцать лет. Вы станете пожилой женщиной, а Ким только превратится в настоящего мужчину.
В о р о н ц о в. Прошу тебя вести себя достойно, слышишь?! Я люблю Асю!
Ася молчит.
Л и н а. Ты это себе просто внушил! Жил один, вдалеке от дома, меня не было, и захотелось иметь кого-нибудь рядом с собой. Вот и объяснение твоего чувства к этой женщине!
Ася молчит.
Но теперь я приехала, все станет на свои законные места!
А с я. Мне стыдно, что я оказалась в подобной ситуации… Но я задержалась лишь для того, чтобы ты знал, Ким… Что бы вы ни решили с Линой, я всегда буду с благодарностью вспоминать время, проведенное с тобой. (Кивнув, быстро уходит.)
Л и н а. Ничего не скажешь — ход!
В о р о н ц о в. Не подозревал, что в тебе столько злости.
Л и н а. Я защищаю свою семью!
В о р о н ц о в. Как все противно, стыдно!.. Ну зачем, зачем ты приехала?! Занималась бы в Москве своим каратэ, писала бы кандидатскую, вышла бы замуж!..
Л и н а. Мне не хватает тебя, Ким.
В о р о н ц о в. Ты первой предала нашу так называемую любовь, отказавшись ехать сюда!
Л и н а. Не верила, что ты можешь все бросить и уехать.
В о р о н ц о в. Ты вообще плохо меня знаешь!
Л и н а. Может быть, хватит, Ким? Повалял дурака, пора и возвращаться на круги своя?
Воронцов молчит.
Если о себе не думаешь, так пожалей хотя бы своих стариков. Они же переживают, боятся за тебя.
В о р о н ц о в. Что ты имеешь в виду?
Л и н а. Перед отъездом я была в гостях у одного врача. Он объяснил мне, как ты должен себя вести и чем «заболеть», чтобы тебя комиссовали.
В о р о н ц о в. У меня стало туго с юмором, не понимаю таких шуток.
Л и н а. Есть еще вариант. Можно попросить папу, и он устроит тебе перевод в Москву.
В о р о н ц о в. Не говори ерунды!
Л и н а. Хорошо, Ким. Все будет так, как ты решишь… Хотя бы поцеловал меня…
В о р о н ц о в. В той моей прошлой жизни ты программировала меня и мое место в доме. Но теперь я высвободился и рад этому!
Л и н а. Ты же лейтенант, не маршал. Тебе и тут приказывают.
В о р о н ц о в. Приказывают, не унижая моего достоинства!
Л и н а. Ну что с тобой, Ким, я же шучу… (Прижимается к нему.)
В о р о н ц о в (тихо). Лина…
Л и н а (не сразу). За те шесть месяцев, что мы прожили вдали друг от друга, я очень многое поняла, Ким… Поняла, что подменить мужа, семью, детей не может ни кандидатская, ни не любимое тобою каратэ. Все оказалось шелухой. Блестящей, но шелухой. Истина в другом… Теперь мне хочется быть просто твоей женой. Провожать тебя по утрам на работу, гладить твои рубашки, жарить картошку… Поверь, Ким, я так по тебе тосковала!.. Как будто из меня что-то вынули и я хожу пустая…
В о р о н ц о в. Не знаю, что сказать тебе, Лина…
Л и н а. У нас будут дети, Ким. Я даже придумала, как мы их назовем: Наташа и Сережа. Нравится?
В о р о н ц о в. Редкие имена.
Л и н а. Мы их назовем так, как ты захочешь.
В о р о н ц о в. Мне мучителен этот разговор.
Л и н а (жалко улыбаясь). Я должна собрать вещи и уехать обратно, да?
В о р о н ц о в (не сразу). Наши прежние отношения уже не вернутся. Не надо обманывать себя. Жить с нелюбимым человеком я не хочу. Так что прости меня, если можешь, и завтра же уезжай обратно в Москву.
Л и н а. Вот ты каким стал… Служба сделала тебя грубым и беспощадным.
В о р о н ц о в. Нет, не беспощадным. Армия сделала меня человеком, который обязан отвечать за свои слова и поступки.
Ночь. Освещенный тревожным светом прожекторов пирс, у стенки которого чернеет высокая стремительная рубка атомной подводной лодки. Слышен характерный неумолкающий шум моря, свистки рейдовых буксиров, невнятные слова команд, подаваемых в мегафоны…
Появляются В о р о н ц о в, следом за ним — Г а т ч и к о в и С и м о н я н. Офицеры в походных кожаных регланах с откинутыми на спину капюшонами и черных пилотках подводников.
С и м о н я н. Давай, Женя, вперед?
Г а т ч и к о в (тихо). Черт, неловко… Может быть, ты?
С и м о н я н. А мне ловко?.. А, что для друзей не сделаешь! (Окликает.) Ким!
Воронцов не обращает внимания.
Накладка, Ким. Ошибка в счислении произошла.
Г а т ч и к о в. Точно, Ким. Я говорил с Асей…
В о р о н ц о в. А не пошли бы вы все!..
С и м о н я н. Каемся, Ким. Ей-богу, каемся!
Г а т ч и к о в. Мы же должны были знать, с кем идем в море — с подонком или товарищем! Ася ко мне приходила…
Воронцов останавливается.
Я все понял, Ким.