Право на возвращение - [31]

— Но не попал же! — воскликнула Руфь.

— А его и не обвиняют в убийстве, — пожал плечами Анисимов. — Судья Амитай сказала, что обвинение должно быть переформулировано. Наверно, его обвинят в превышении служебного долга, не знаю. Следователь теперь будет разбираться, что общего у Гинзбурга с Кахалани, и почему Гинзбург стал стрелять — да, в воздух, но зачем все-таки?

— Я у него сам спрошу, — сказал Карпухин. — Вечером. Я должен отнести компьютер… Вы уже сняли информацию? — спросил он Анисимова.

— Сейчас ребята заканчивают, — сказал тот, посмотрев на часы. — Еще минут пятнадцать. Они просто копируют жесткий диск, вам ведь это надо, верно?

— Должно быть, — неуверенно сказал Карпухин. Что он понимал в компьютерах, жестких дисках, теории ракетных двигателей? Ему было неприятно, он не хотел, чтобы кто-то что-то делал с компьютером Гинзбурга, но Анисимов настоял и был, наверно, прав. Прав, скорее всего, был и в том, что если лэптоп представлял для кого-то интерес, то Карпухину непременно нужна охрана, и посольство эту охрану предоставило — за соседним столиком сидел и откровенно пялился на Симочку посольский охранник, на вид, впрочем, обычный посетитель, зашедший выпить пива. Теперь он будет до вечера ходить за семейством Карпухиных, никакой личной жизни…

— Гинзбург действительно так важен для вашего проекта? — спросил Анисимов, помолчав. — Я это к тому, что даже если он захочет отсюда уехать, сейчас — до суда — его просто не выпустят.

Карпухин не стал отвечать на этот вопрос. Он не знал, смогут ли «Грозы» обойтись без идей и опыта Гинзбурга, но думал, что смогут — нет незаменимых, в этом он успел убедиться, весь опыт его жизни говорил о том, что незаменимых нет и быть не может: то, что придумал один человек, может придумать и другой. Журавлев, например, чем он хуже? О том, что Журавлев гений, в ОКБ говорили все, и как бы ни изображал из себя скромника и «простого конструктора» Константин Алексеевич, даже в управлении, достаточно далеком от научных изысканий и технических новшеств, прекрасно знали, что Журавлев — это не голова, это три головы, а то и четыре. А Гинзбург? Одна голова или пять? Чем могли бы стать для «Гроз» его идеи?

— Ну вот, — сказал Анисимов.

В кафе быстрым шагом вошел молодой человек — если не брат-близнец того, что сидел за соседним столиком, то его дальний родственник, — нащупал взглядом Карпухина и, подойдя к столику, сказал, глядя одновременно и на Анисимова:

— Все готово, Александр Никитич. Компьютер принесут, как только скажете.

— Не советую, — подал голос Анисимов, — ходить с ним по городу, до вечера много времени. Если хотите, лэптоп принесут домой к Гинзбургу в… ну, скажем, в семь, вам ведь на это время назначено?

— Да, — кивнул Карпухин. — Это будет лучше всего. Но тогда зачем…

— На всякий случай, — покосился на парня за соседним столиком Анисимов. — Он ведь вам не мешает?

— Пока нет.

— И не будет. А мне спокойнее.

— Папа, — сказала Сима, — там за углом та-а-кой магазин дисков! Отпад!

— Пошли, — согласился Карпухин.

— Значит, договорились, — закончил разговор Анисимов. — Вы мне потом расскажете?..

Карпухин кивнул. Он не был уверен, что Анисимову нужно знать все.

* * *

— Александр Никитич, — сказал Гинзбург, — если не возражаете, давайте пройдем в мою комнату и немного поговорим?

— Конечно, — согласился Карпухин. Застольная беседа продолжалась уже больше часа, была съедена до последней косточки курица, запеченная с кабачками и обложенная жареной картошкой, такой вкусной, что даже Симочка взяла вторую порцию, и салаты тоже съели, на блюдах ничего не осталось, сейчас даже сказать было невозможно, какие именно салаты успели приготовить Юля с Машей до прихода гостей, водку выпили тоже, хотя сколько ее там было, маленький графинчик, пили только Карпухин с Гинзбургом, да и то Михаил пригубил чуть и отставил, Карпухин же освоил содержимое с удовольствием, расслабился, наконец, и на предложение поговорить ответил «конечно», хотя и не было у него сейчас желания разговаривать на серьезные темы.

Лэптоп из посольства принесли сразу после того, как Юля впустила гостей и с тревогой посмотрела на Карпухина, явившегося с пустыми руками. Тут-то из-за его спины и выдвинулся неизвестно откуда взявшийся молодой человек, молча протянул лэптоп Юле и исчез, не дождавшись даже быстрого «спасибо». Сейчас компьютер стоял на полу между кроватью и столиком, и, похоже, Гинзбург не собирался к нему сегодня притрагиваться.

— Знаете, — начал Гинзбург, усмехаясь, — здешняя тюрьма — это нечто. В камере со мной было еще трое — один наркоман, а двое сидели, как и я, по подозрению в убийстве. Как по-вашему, о чем мы все время спорили?

— Н-не представляю, — сказал Карпухин, ожидавший совсем другого разговора.

— О том, что если Ольмерта все-таки скинуть, то это будет не очень хорошо, хотя премьер он никакой и толку от него мало.

— Ну, — сказал Карпухин, — Израиль — страна политизированная…

— Если это называется политикой, — буркнул Гинзбург и изменил тему так неожиданно, что Карпухин не сразу и разобрал, о чем пошла речь. — Вы что-нибудь поняли из того, что прочитали?