Правитель Аляски - [2]
Рассыпавшись в уверениях, что господин Баранов будет окружён здесь особым вниманием и заботой, Дедье уже продумывал, какую пользу можно извлечь из этих сведений для рекламы своего отеля. На днях он собирался на приём к голландскому негоцианту Ван Достену, и там-то стоит как бы невзначай упомянуть, какой человек остановился в отеле «Морской». И кто знает, случаен ли приход в Батавию корабля могущественной русской компании. Не повлечёт ли он за собой тесного торгового сотрудничества России с ост-индскими владениями Голландии?
Единственное, чего опасался в данной, безусловно выигрышной, ситуации Пьер Дедье, была неблагоприятная перспектива ухудшения здоровья господина Баранова в непривычном для него климате. И хотя смерть вполне ещё крепких людей была в Батавии делом обычным, француз всегда предпочитал, чтобы таковое случалось не в его отеле, а в гостиницах конкурентов.
17 марта 1819 года
Накануне Баранов почувствовал облегчение и сказал навестившему его Подушкину, что, слава Богу, ему, кажется, лучше и завтра он хотел бы выбраться из этого трактира и посмотреть на Батавию. Договорились, что Подушкин заедет за ним рано утром и, пока не жарко, они прогуляются по городу в экипаже, как это принято у живущих здесь добропорядочных англичан и голландцев.
Флотский лейтенант Яков Аникеевич Подушкин тоже возвращался на родину после завершения службы в Российско-Американской компании и положение пассажира на корабле давало ему полную свободу распоряжаться своим досугом в Батавии. В целях экономии средств Подушкин не стал съезжать с корабля в гостиницу, но каждый день, с утра, отправлялся в город, заглядывал в магазины, в китайские лавки, успел посетить одну из ближних яванских деревушек и, в отличие от Баранова, уже был до краёв полон впечатлениями от местной жизни, которыми ему не терпелось поделиться с глубоко чтимым им Александром Андреевичем.
Он помог Баранову выйти из отеля и сесть в ожидавший их экипаж, запряжённый двумя миниатюрными лошадками-пони. Смахивавший на индийца кучер в ярко-красной чалме и синем кафтане дёрнул уздцы, и коляска покатилась, ритмично стуча колёсами по булыжной мостовой.
Подушкин сидел рядом с Барановым, но, стесняясь начинать разговор, молчал. Неудобно же каждый день спрашивать о самочувствии, кормёжке в отеле да как почивалось, тем более что Баранов, когда бывал не в настроении, таких вопросов на дух не переносил.
— Вчерась я дал им прикурить, — неожиданно довольным голосом сказал Баранов.
— Кому, Александр Андреевич? — не понял Подушкин.
— Да москитам. Попросил слуг трактирных, чтоб подымокурили немного в нумере. Живо разлетелись. А под полог несколько всё ж забилось, махоньких, что наша мошка сибирская. Ну а там я сам их изловил. А ведь две ночи мучился. Облепят полог над кроватью и гудят, гудят...
— А в купальню-то, Александр Андреевич, ходили?
— Лишь заглянул разок. Не пристало мне, Яков, с немощным моим телом, рядом с молодыми резвиться. Стыдоба! Я уж и так пореже стараюсь из нумера высовываться, чтоб и их не пугать, и самому не пугаться. Намедни вышел на террасу поутру, а там женщины в таком срамном виде гуляют и кофей за столиками пьют, что и глаза поднять неудобно. И не яванки — европейки. Поди, цивилизованными себя считают.
— А видели б, Александр Андреевич, здешние танцы! — без связи со словами Баранова живо подхватил Подушкин.
— А где ж ты танцы их подглядел?
— В деревне, недалеко от города. Уговорил вчера штурмана Ефима Клочкова составить мне компанию, и выехали, посмотрели кой-чего. Уж так выплясывают, что сандвичанкам очко вперёд дадут, а уж те-то танцевать горазды, засмотришься! Но любят бетель жевать, отчего зубы совсем чёрные становятся, и то особым шиком у яванцев почитается. Да и в Батавии, Александр Андреевич, тоже много чего интересного увидишь.
Баранов и без скрытого призыва Подушкина не отрывал глаз от развертывающихся перед ними картин. Когда ехал с корабля в отель, было ему настолько скверно, что уж какие там впечатления, живым бы до места добраться. А сейчас взгляд не пропускал и мельчайших деталей, из которых складывался облик Батавии — столицы острова Ява.
Так вот он каков, этот город, о котором немало был наслышан от бывавших здесь американских и английских купцов. Надо полагать, поселившиеся в Батавии голландские негоцианты и чиновники не жаловались на жребий судьбы, бросивший их в тропики. Тут и там мелькали упрятанные меж буйной зелени роскошные белокаменные виллы, крытые красной черепицей, с примыкающими к ним цветущими садами и любовно ухоженными лужайками, с портиками, открытыми террасами, павильонами. Аллея, по которой неторопливо катил экипаж, была проложена вдоль канала, её окаймляли могучие кокосовые пальмы, обвитые стволами тонких вьющихся растений, выбросивших навстречу солнцу крупные красные и белые цветы. А вот, словно пауки, растопырившие гигантские лапы, вздыбились настоящие монстры природы — искривлённые, узловатые деревья, цепляющиеся ветвями за соседние, и их сплетённые кроны образуют над головой плотный, почти непроницаемый шатёр. Сладкий аромат стоял в воздухе от обилия цветов, от тысяч манговых, апельсиновых и иных, диковинных для европейцев, деревьев.
Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти.
Выставки Василия Васильевича Верещагина в России, Европе, Америке вызывали столпотворение. Ценителями его творчества были Тургенев, Мусоргский, Стасов, Третьяков; Лист называл его гением живописи. Он показывал свои картины русским императорам и германскому кайзеру, называл другом президента США Т. Рузвельта, находился на войне рядом с генералом Скобелевым и адмиралом Макаровым. Художник побывал во многих тогдашних «горячих точках»: в Туркестане, на Балканах, на Филиппинах. Маршруты его путешествий пролегали по Европе, Азии, Северной Америке и Кубе.
О жизни и деятельности прославленного российского мореплавателя, адмирала Фердинанда Петровича Врангеля (1796—1870) рассказывает новый роман известного писателя-историка Аркадия Кудри.
Творчество этого художника широко известно всякому, кто хоть немного разбирается в живописи. Однако не каждый знает, что жизнь Кустодиева, пришедшаяся на переломные для России времена, была омрачена тяжелой болезнью. Он мужественно боролся с недугом и наперекор судьбе воспевал в своем творчестве радость жизни. Впервые публикуемые в книге архивные материалы позволяют значительно шире показать отношения Кустодиева с родными и друзьями, прояснить его политические симпатии и антипатии, углубить представление о том, что писали о нем современники и что ценил в собственном творчестве сам художник.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.
Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.