Правила выживания в Джакарте - [5]

— Салим, поменяйся с Андреем местами, я из-за его головы ничего не вижу, — говорит Нирмана, а потом резко дает влево, и Рид влетает головой в крепление ремня безопасности.

Самая стремительная монашка в Юго-Восточной Азии.

Зандли падает на Рида, остальные на заднем сиденье складываются в бутерброд, а Боргес снова хватает Нирману за локоть.

И Нирмане это явно не нравится.

— Если ты не прекратишь, я вырежу тебе кадык.

А теперь еще и самая опасная монашка в Юго-Восточной Азии.

Вообще Нирмана всегда отличалась спокойствием автора пособия по контролю над гневом, но никогда не брезговала насилием. Особенно в экстремальных ситуациях. И если петляние среди мелких самолетов и обслуживающей техники под аккомпанемент пуль не экстремальная ситуация, то Рид решительно ничего не понимает в экстремальных ситуациях.

— Андрей, сядь на место Салима, я сказала, — гнет свою линию она, и спасибо ей большое за это: Рид с радостью посмотрит, как Салим и какой-то высокий пацан в сутане поменяются местами на полной скорости, стараясь не спутаться в человеческую многоножку. — Ты мне загораживаешь обзор. Живее.

Машину сильно встряхивает, когда они заскакивают на бордюр, прокатываются по поваленной при въезде рабице и выезжают на травяное покрытие. Метрах в ста от них дорога, ведущая в город, и это был бы путь на свободу — если бы не накрывшая их сирена.

— Боже, ну не-е-ет, — Зандли звучит точь-в-точь как девушка, которой на свидании подарили черный пулемет «Бизон» вместо розового.

— Твою мать, Рид! — Салим недоволен вполне обоснованно — звук полицейской сирены расстроит кого угодно, — но Рид хочет оспорить свою фамилию в конце восклицания.

Это скорее «твою мать, погоня», или «твою мать, копы», или «твою мать, полицейские “Форды”» — а он здесь вообще не при делах.

— Нирмана, сможешь оторваться?

— С вероятностью процентов в шестьдесят, — бормочет себе под нос та и выжимает из этой машины, кажется, больше, чем в нее закладывали производители. Пригородные тропики за окном смазываются в сплошную ярко-зеленую полосу. — Но мой оклад этого не покрывает.

Боргес, которого, кажется, наличие погони только радует, хочет ударить ее кулаком по плечу, но в последний момент успевает опомниться и просто подбадривает:

— У тебя все получится, я в тебя верю!

— У меня все получится, если ты прекратишь размахивать руками, — мрачно предупреждает она. — Салим, или ты нагибаешь Андрею голову, или вы пересаживаетесь. Последний раз говорю.

— Господи, просто отстань! — орет на нее Салим. — Андрей, опусти голову!

— Пак Салим, может, лучше поменяемся местами? Вы же маленького роста, Нирмане будет лучше видно. — Рид от этого аж оборачивается, сомневаясь, не ослышался ли он.

Господи, он — кто бы этот пацан вообще ни был — это сказал. Он правда это сказал! Проехался по росту Салима прямо в его присутствии! Восхитительная тяга к самоубийству просыпается в том третьем теле на заднем сиденье — незнакомом мальчишке лет двадцати от роду, возмутительно арийской внешности, в длинной сутане со сбившимся воротничком. На аэродроме Рид его не видел, значит, всю стрельбу он просидел здесь.

Салим тем временем тянется к шее забившегося в угол парня, но в этот момент машина снова виляет, и поднявшаяся было Зандли валится назад, на них, поэтому Салиму остается только ее пихнуть:

— А ну, дай я пролезу и задушу этого засранца!

— Но вы не из-за меня такой ма… Ай!

— Обожаю, — заявляет Рид, разворачиваясь уже целиком, чтобы не пропустить ни одного жеста из игры актеров в этом представлении. — На секунду аж порадовался, что вернулся.

— Если бы ты не вернулся… — начинает Салим, перелезая через Зандли и, судя по шипению, случайно заезжая той локтем промеж ребер. — Отвали, я случайно. Андрей, не пинай меня! Так вот, если бы ты не вер…

— Вы лезете, чтобы ударить меня, почему я не должен защищаться?

— Андрей, заткнись!

Боргес становится коленями на кресло и, положив руки на спинку, хохочет. Зандли, закатывая глаза, выбирается из кучи-малы, Нирмана угрожающе молчит, а когда Андрея таки сдвигают в сторону, становятся видны сияющие праздничными огнями крыши нескольких полицейских машин.

— Андрей, прекрати брыкаться, Рид, придурок, прекрати ржать… — И тут, бросая взгляд на Рида, Салим меняется в лице и перестает пинать белобрысого пацана. Пацан пользуется моментом, отодвигается как можно дальше и прижимается лицом к окну.

— Что это? — спрашивает отвлекшийся Салим, поднимая бровь.

— Где? — спрашивает Рид, поднимая бровь в ответ.

— У тебя. На голове.

Боже, только не снова. Кажется, к концу первого дня пребывания здесь, если их всех не посадят, Рид набьет себе на лбу что-нибудь типа «Отвалите, это мои волосы».

— Моя прическа, — как маленькому, отвечает Рид.

Желтый кружок в небе — солнышко, Нирмана только что подрезала машинку, а у Рида на голове — волосы, которые выглядят нормально.

— Это вертолет? — неожиданно спрашивает пацан.

— Это моя прическа, — продолжает стоять на своем Рид.

— Нет, правда, это вертолет. — И парень тычет куда-то в небо, чуть ли не расплющивая нос о стекло.

Несколько секунд в машине царит тишина, и тогда становится понятно, что на самом деле за пределами машины ни хрена не тихо. И дело не в свистящей под колесами дороге, не в полицейской сирене и не в возмущенных сигналах подрезанных водителей, хотя все это создает мелодичную какофонию погони. Где-то вверху шелестят огромные лопасти и даже кто-то что-то вещает через громкоговоритель.