Правила возвышения - [9]

Согласно Законам, престол мог унаследовать только старший сын или старший внук короля, достигший совершеннолетия. Если у короля не было наследников, верховная власть переходила к герцогу из самого благородного рода, не находившегося у власти. Род Торалдов всегда считался благороднейшим из всех домов, ибо он пошел от Бинтара, первого великого правителя Эйбитара. После дома Торалдов шли дома Галдастенов, Кергов, Кентигернов и Глиндивров. Таким образом, если бы дедушка Филиба, Айлин Второй, умер в период между смертью отца Филиба и Посвящением последнего, на престол взошел бы герцог Галдастенский. Вернее, герцог Кергский, понял Филиб, с содроганием вспомнив об ужасном случае, произошедшем в Галдастене несколько лет назад и повлекшем за собой смерть герцога и его семьи.

Поскольку дом Торалдов занимал самое высокое положение в Эйбитаре и поскольку власть всегда переходила к наиболее знатному роду, Торалды удерживались на престоле дольше, чем любая другая династия. Отцу Филиба было бы приятно узнать, что его смерть не помешала сыну занять свое место в пантеоне королей из рода Торалдов.

Тишину нарушил стук в дверь герцогских покоев. Тоббар и Филиб переглянулись, а потом пожилой мужчина громко пригласил стучавшего войти.

Дверь открылась, и в комнату вошла Энид джа Ковар, главный советник герцога.

— Сэр, — начала женщина-кирси с самого порога. — Я только… — При виде молодого человека она осеклась. — Лорд Филиб, я не знала, что вы здесь. Извините за вторжение.

— Все в порядке, Энид, — сказал Тоббар. Он бросил взгляд на племянника. — Думаю, мы уже закончили.

Филиб поднялся с места:

— Спасибо, дядя.

— Но тебе придется сдержать свое обещание. Когда ярмарка уедет, ты освоишь старый способ учета податей.

— Даю слово. — Филиб широко улыбнулся.

— Вы собираетесь на ярмарку, милорд? — спросила главный советник, в желтых глазах которой дрожали блики солнечного света, лившегося в окно. Как у всех представителей племени колдунов, у нее были белые волосы и бледная, почти прозрачная кожа. Энид гладко зачесывала волосы назад, отчего казалась еще более хрупкой, чем большинство кирси. Порой Филибу даже не верилось, что она обладает столь мощным магическим даром. Однако всего два года назад, когда вспыхнувший поздней ночью пожар грозил охватить центр обнесенного стеной города под замком, он видел, как эта тщедушная женщина вызвала густой туман, заглушивший пламя, и ветер, который подул навстречу более сильному естественному ветру и не позволил огню распространиться. Без помощи ее магии жители города вряд ли сумели бы не дать пожару разбушеваться вовсю.

— Да, — ответил Филиб. — Я отправляюсь на ярмарку. Вы там были?

Энид снисходительно улыбнулась, словно разговаривала с ребенком:

— Ярмарка показалась мне… скучной. Однако я буду на торжественном обеде сегодня вечером. Полагаю, мы там увидимся?

Торжественный обед. Он совсем забыл. У него не было выбора: он непременно должен был присутствовать там. Обед давал он, вместе с Тоббаром и матерью. Но как объяснить это Ренель? Она тоже будет там, хотя и не за его столом, разумеется; и будет надеяться на встречу с ним позже. Но позже ему еще предстояла поездка. Сегодня он должен был ехать на ночь глядя.

Дядя пристально смотрел на Филиба, ожидая его ответа на вопрос Энид.

Он через силу улыбнулся.

— Да, конечно, я буду там.

Тоббар не сводил с племянника глаз, словно хотел услышать еще что-то.

— Даю слово, дядя, — сказал Филиб. — Я буду там. Все же Тоббар не выглядел удовлетворенным.

— Тогда почему у тебя такой вид, словно тебе до смерти не хочется там присутствовать? Или дело в этой… — Он на миг умолк. — Или дело опять в Ренель?

— Нет. — Филиб тяжело вздохнул. — Я хотел поехать в лес сегодня вечером, — наконец сказал он. — Вот и все. Ничего страшного. Я просто сделаю это после обеда.

Тоббар побледнел:

— Извини, Филиб. Моя память уже не та, что была раньше.

— Боюсь, я не совсем понимаю, — сказала Энид, переводя взгляд с Филиба на герцога.

— Мой отец погиб на охоте в ночь полной Паньи, — сказал Филиб. Он содрогнулся оттого только, что произнес эти слова. Он до сих пор помнил, как проснулся от звона колокола в караульне и услышал вой матери в соседней комнате.

— Прошу прощения, — сказала женщина-кирси. — Я в Торалде недавно. Но мне казалось, это случилось в месяце Кебба.

Филиб кивнул, снова крутя кольцо на пальце:

— Так и есть. Но каждый месяц в эту ночь я отдаю дань уважения памяти отца, приезжая на место его гибели. А в месяце Кебба в эту ночь я возглавляю охоту, как некогда делал он, а потом остаюсь там до рассвета.

— По-моему, это замечательный способ чтить память отца, милорд, — сказала Энид.

— Спасибо.

— Я прослежу за тем, чтобы последнее блюдо подали пораньше, Филиб, — сказал дядя. — Как я мог забыть? Прости меня.

— Тут нечего прощать. — Филиб пожал плечами. — Мать говорит, глупо делать это чаще, чем раз в году. — Он улыбнулся. — Правду сказать, она назвала это нездоровой привычкой. Но мне в любом случае придется прекратить поездки, когда я переберусь в Одунский замок; поэтому я считаю нужным продолжать их до той поры.

— Каждый из нас чтит память твоего отца по-своему, — сказал Тоббар. — В том числе и твоя мать. Я не вижу ничего дурного в твоих поездках и скажу ей об этом при первой же возможности.