Правила секса - [64]

Вишу с секунду (даже меньше секунды), прежде чем галстук рвется посредине и я падаю как идиот на пол и ору: «Говно!» Лежа на спине в семейных трусах, пялюсь на кусок порванного галстука, болтающийся на крюке.

«Monster Mash» заканчивается. Радостный диджей говорит:

— Счастливого Дня всех святых, Нью-Гэмпшир! Я поднимаюсь с пола и одеваюсь. Иду через кампус в столовую. Надо с этим заканчивать.

Лорен

Сначала я вижу этого мудилу на почте, где он выбрасывает письма, не глядя. Затем подходит ко мне, когда я сижу с Роксанн за ланчем. Сижу в темных очках, читаю «Арт-форум». У нас на двоих бутылка пива, которую нам оставил некто, называющий себя Весельчак Свинтус. Возможно, Роксанн спала с ним. На Роксанн футболка и жемчуг, волосы сильно загелены. Я пью чай и стакан воды, чтоб запить таблетку, есть не хочется. Когда он присаживается, Роксанн смотрит на него с подозрением. Он снимает солнечные очки. Окидываю его взглядом. И с этим человеком я занималась сексом?

— Привет, Роксанн, — говорит он.

— Привет, Шон. — Она поднимается. — Увидимся, — говорит она, берет книгу и уходит, но возвращается за пивом.

Киваю, переворачиваю страницу. Он отхлебывает из моего стакана. Закуриваю.

— Я пытался покончить с собой утром, — безучастно произносит он.

— Покончить с собой? Неужели? — спрашиваю я, глубоко и жадно затягиваясь.

— Да, — говорит он.

Он нервничает, постоянно смотрит по сторонам.

— Ага. Конечно, — скептически бормочу я.

— Правда. Я пытался повеситься.

— Страсти какие. — Зеваю. Переворачиваю страницу. — Неужто?

Он смотрит на меня так, будто хочет, чтобы я сняла солнечные очки, но я и подумать не могу, чтобы взглянуть на него без голубоватых теней. В конце концов он говорит:

— Нет.

— Если ты действительно хотел повеситься, — спрашиваю, — что вдруг? Вина заела?

— Думаю, мы должны поговорить.

— Нам не о чем разговаривать, — предупреждаю я его, и, что самое удивительное, — действительно не о чем.

Он по-прежнему нервно оглядывает большую столовую, вероятно, в поисках Джуди, которая, после того как сорвалась и все рассказала, уехала в Нью-Йорк с Франклином на празднование Хеллоуина в «Ареа». Он выглядит грустным, словно у него что-то на уме. И я не понимаю, почему до него не доходит, что я хочу, чтобы он оставил меня в покое, что мне на него наплевать. Неужели он до сих пор думает, что в самом деле мне нравится? Что он вообще мне когда-нибудь нравился?

— Мы должны поговорить, — говорит он.

— Но я повторяю — нам не о чем разговаривать, — улыбаюсь я и отхлебываю чая. — О чем ты хочешь поговорить?

— Что происходит? — спрашивает он.

— Послушай. Ты выебал Джуди. Вот что. Он молчит.

— Было или нет? — спрашиваю я; как глупо, как скучно.

— Не помню, — произносит он через какое-то время.

— Не помнишь?

— Слушай, ну что ты делаешь, это, из мухи слона. Я понимаю, тебе больно и ты расстроена, но ты должна знать, что это ничего не значило. Хочешь, чтобы я согласился, что чувствую себя дерьмом, потому что это сделал?

— Нет, — говорю я, — не хочу.

— Отлично. Согласен. Я — дерьмо.

— Я чувствую, что меня унизили, — говорю я с намеком на сарказм, но он слишком туп, чтобы это уловить.

— Унизили? Почему же? — спрашивает он.

— Ты переспал с моей лучшей подругой, — говорю я, пытаясь сделать вид, что злюсь, сжимаю чашку, слегка проливаю, пытаясь изобразить хоть какое-то чувство.

В конце концов он произносит:

— Она тебе не лучшая подруга.

— Нет, лучшая, Шон.

— Ну, — говорит он, — я этого не знал.

— Это неважно, — громко говорю я.

— Что неважно? — спрашивает он.

— Ничего. — Я поднимаюсь.

Он хватает меня за запястье, когда я тянусь за журналом.

— Почему же ты спала со мной, если тебе было известно? — спрашивает он.

— Потому что мне было все равно, — говорю я.

— Я знаю, что тебе не все равно, Лорен, — говорит

он.

— Ты жалок и запутался, — говорю я ему.

— Погоди минутку, — говорит он, — да кого вообще ебет, скольких я выебал? Или кого выебал? С каких, это самое, пор ебаться с кем-то еще означает, что я, это самое, тебе не верен?

Я раздумываю над его вопросом, пока он не отпускает мое запястье, и начинаю смеяться. Ищу глазами столик, чтобы пересесть. Может, пойти на занятия? Какой сегодня день?

— Ты прав, наверно, — говорю я, пытаясь организовать себе выход.

Прежде чем отхожу от него, по-прежнему гадая о Викторе (не думаю ни о чем особенном, просто смутные никчемные мысли), он спрашивает:

— Почему же ты меня не любишь, Лорен?

— Убирайся-ка ты отсюда, — говорю.

Шон

Что было дальше.

Мы с Норрисом в его красном «саабе» едем в город. Норрис устал, у него похмелье (перебор MDA, перебор секса со всевозможными первогодками). Он ведет слишком быстро, но я об этом помалкиваю; пялюсь себе в окно на серые облака, проплывающие над красными, зелеными и оранжевыми холмами, по радио орет «Monster Mash», возвращая меня в сегодняшнее утро.

— Лорен узнала про Джуди, — говорю я ему.

— Как? — спрашивает он, открывая окно. — Моей трубочки нет в бардачке?

Я смотрю.

— Нет. Ей Джуди рассказала.

— Манда, — говорит он. — Ты шутишь? Зачем?

— Можешь себе представить? Не знаю, — говорю я, тряся головой.

— Господи. Она бесится?

Мы проезжаем местную красотку, она продает нашивки и тыквы возле школы. Норрис притормаживает.