Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [64]

Первым делом я позвонила маме. Я чувствовала всю нелепость необходимости объявлять кому-нибудь, что со мной всё в порядке, ведь сам факт звонка и так говорил, что со мной всё окей. Со мной ничего не случилось, случилось с другими, с теми, кто сейчас во Всемирном торговом центре. А со мной — ничего. Услышав мамин голос на другом конце провода, я почувствовала себя словно у нее под крылом.

— Только не смотри туда, — сказала она, и я послушно, как в детстве, тут же задернула штору на своем окне.

Второй звонок я сделала Тони, который в Майами неотрывно следил за новостями по телевизору.

— Говорят, это всё террористы, — сказал он.

— Сейчас не лучшее время шутить, — осекла его я, и вовсе не для того, чтобы просто возразить: я на самом деле верила в то, что говорила. Террористы! Это же просто абсурд! Такую версию на телевидении могли продавливать те же самые люди, которые верили, что правительство скрывало маленьких зеленых человечков где-то в пустынях Нью-Мексико.

— Какие там террористы! — выпалила я. — Это просто несчастный случай.

— Гвен, послушай, в башни-близнецы влетели два огромных пассажирских самолета — случайно такие вещи не происходят! — парировал Тони. — Прямо сейчас я смотрю телевизор — по новостям дают картинку.

Система громкой связи в нашем здании, оповещавшая нас о пожарных учениях или поломке лифта, вдруг ожила и захрипела. С трудом, но я узнала голос — он вещал с выраженным ямайским акцентом, только теперь в нем не было звонкого задора, с которым обычно всех нас с утра встречал охранник: «Здравствуйте! Доброе утро, мисс!» Сейчас этот голос звучал глухо и казался чужим. Здание подлежит эвакуации, возвестил он, и в этот день работать больше не будет. Нам предлагалось спокойно и без паники направиться к пожарным выходам и аварийным лестницам и незамедлительно покинуть здание.

— Мне надо идти, — едва успела я сказать в трубку. — Перезвоню тебе позже, хорошо? — Я решила, что было бы странно придерживаться вежливых формальностей для окончания разговора с другом, когда нам только что объявили едва ли не прямым текстом, что нужно просто спасать свою жизнь.

У моего стола остановилась Шэрон. Она была постарше меня и возглавляла направление, где работала и я. Нам не раз доводилось корпеть над совместными проектами, и при встрече мы обменивались парой дружеских фраз, однако за пределами офиса не встречались.

— Ты ведь, кажется, недалеко живешь? — спросила она.

— Всего в квартале отсюда, — кивнула я.

— Не хочешь составить компанию? — предложила она. — Я думаю махнуть на ту сторону через Бруклинский мост и, может быть, снять небольшой номер на несколько дней в «Бруклин Марриотт»[25]. Можем взять чего-нибудь выпить и пригласить еще кого-нибудь.

Я колебалась, и она добавила:

— Ты ведь не собираешься идти домой и сидеть одна в нескольких кварталах от всего, что там происходит?!

Понимая, что домой мне сейчас не попасть, я, по правде говоря, уже лелеяла мысль позвонить Андреа или кому-нибудь из тех друзей, которые появились у меня в Нью-Йорке после переезда, в надежде, что их тоже отпустили с работы. Но ехать к ним означало долгий путь в другой конец города. Прыгать в подземку или ждать автобус казалось не очень разумным. Дальняя сторона за Бруклинским мостом на самом деле была гораздо ближе, чем, скажем, тот же центр Манхэттена.

Да и, по правде говоря, если уж бродить по городу, то от моих кошек лучше не удаляться, решила я. Не зная истинного положения дел, я подсознательно допускала, что пожар будет бушевать еще час-другой, а там его потушат, подберут тех, кто пал жертвой огненной стихии, остальных увезут в больницу, а потом будет объявлен траур — так что лучше мне это время побыть среди людей.

Тогда я еще не знала, что наступит момент, когда мне надоест быть среди людей, так или иначе возвращающихся к этому ужасу в своих разговорах, и я захочу в тишину своей квартиры, к тому покою, который неизменно давало мне прикосновение к мягкой шерстке моих кошек.

Из-за этих сомнений я почувствовала даже облегчение, когда Шэрон предложила свою компанию: по крайней мере, кто-то другой брал ответственность на себя. Шэрон не была мне непосредственным начальником, но она была одной из тех, перед кем мне приходилось держать отчет, а кроме того, она прожила в Нью-Йорке всю свою жизнь. Уже поэтому она знала гораздо лучше, что и как нам надо было делать.

Мы вдвоем прошли несколько кварталов до Бруклинского моста. Никто из офиса не пожелал к нам присоединиться, и у меня появилась мысль, что приглашение Шэрон не было совсем уж случайным, что она, по причинам, которые нельзя было углядеть в нашем легком повседневном общении, присматривалась ко мне. Безусловно, мысль покинуть Манхэттен посетила не только нас: еще на подходе было видно, что Бруклинский мост запружен людскими телами. Проезд для транспорта был закрыт, и некоторые под натиском толпы забирались на ограждения, чтобы скорее добраться до моста, а не идти к пешеходному переходу.

Несмотря на многотысячную толпу, на мосту стояла странная тишина. Слово «террористы», произносимое шепотом, доносилось почти из каждого разговора, что долетал до моих ушей, и постепенно мысль, что здесь замешаны именно они, перестала казаться мне нелепой. Затем кто-то рядом сказал: «Они, чего доброго, еще и мост взорвут».