Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [46]

Гомер успел выскочить за дверь и пролететь еще порядка шести футов по коридору, прежде чем я его поймала. Обернувшись, чтобы проверить, не воспользовались ли две другие мои кошечки случаем тоже выскользнуть в открытую дверь, дабы самим убедиться, что грабитель и впрямь убежал, я упустила какой-то момент и лишь услышала, как в дальнем конце коридора хлопнула дверь запасного выхода.

Я сгребла Гомера одной рукой. Его сердце выбивало стаккато, и это напугало меня, хотя у самой сердце колотилось так, как молоты по наковальне, когда заготовку раскаляют докрасна. Гомер отчаянно сопротивлялся, наугад размахивая передними лапками с выпущенными коготками и брыкаясь задними что было сил, оставляя у меня на предплечьях длинные кровавые следы. Он пришел в себя лишь тогда, когда я вернулась в квартиру, закрылась на все замки и довольно грубо стряхнула его на пол.

— Если я говорю «нельзя», это значит «нельзя», несносный ты кот! — накинулась я на него.

Гомер дышал тяжело и часто, его грудная клетка расширялась и опадала, не успевая забирать воздух. Наконец он глубоко вздохнул и слегка склонил голову набок, прислушиваясь к моему голосу.

Всякий раз, когда Гомер так делал, у меня самой ныло в груди от ощущения, что, даже не разбирая слов, он хочет меня понять. Так было и сейчас, когда он задрал свою мордочку, вслушиваясь в мои крики. С одной стороны, все его инстинкты хором говорили ему, что он поступил правильно: он услышал угрозу, он защитил свою территорию и угрозу прогнал — как могло быть иначе?

С другой стороны, перед ним стояла мамочка и кричала на него так, как никогда раньше, видимо имея в виду, что он сделал что-то не так. Совсем не так. Так кто же прав?

Гомер даже не попытался маленькими шажками, словно извиняясь, подобраться ко мне, как он обычно это делал, когда я была зла. Он просто сидел, обвив хвостом передние лапки, как те египетские статуи кошек, охраняющие гробницы, что я видела на фотографиях.

Мне вдруг вспомнился эпизод из романа «По ком звонит колокол». В очередной стычке с фашистами в испанскую гражданскую войну группа оборванных крестьян понесла тяжелые потери. Среди павших в бою была и лошадь пожилого крестьянина. Крестьянин опустился перед мертвым животным на колени и прошептал прямо на ухо: «Eras mucho caballo», что Хемингуэй передал как: «Ты была лошадью что надо».

Эта строка задела меня за живое, едва я прочитала ее в первый раз: такая короткая фраза — и так много в ней смысла! Крестьянин хотел сказать, что его лошадь была всем лошадям лошадь, мужественно сражавшаяся и геройски погибшая. В своей доблести она была равна табуну коней, это была лошадь настолько, что одно-единственное лошадиное тело едва вмещало то, что значило ею быть.

В эту минуту Гомер, сидящий на задних лапках и склонивший голову, показался мне даже меньше обычного, тем более что шерстка его сама разгладилась и улеглась.

«Какой он маленький, — вдруг подумала я. — Совсем-совсем малыш!»

Опустившись перед ним на колени, я принялась почесывать его за ушком.

— О, Гомер, — позвала я, и голос мой оборвался. — Прости, что накричала на тебя. Прости меня, малыш!

В ответ он мягко замурлыкал.

Тут-то и послышались резкий шум у двери и оклик, что каких-нибудь пять минут тому назад пришлись бы очень кстати: «Полиция!»

— Со мной всё в порядке! — отозвалась я. — Сейчас, уже иду!

Я вновь подхватила Гомера на руки. Ластиться и сидеть на руках он, конечно, любил, но терпеть не мог, когда ни с того ни с сего, даже не спросясь, его подхватывали с пола, — в таких случаях он брыкался и вырывался что было сил, лишь бы вновь ощутить под лапами твердую поверхность. На сей раз, однако, он и ухом не повел. Я зарылась лицом в мягкую шерстку у него на загривке.

— Eres mucho gato, Гомер, — шепнула я. — Всем котам кот, ты кот что надо.

И бережно опустила его обратно.

Глава 15. Мой Гомер и я сама

Только что здесь ты сидел стариком в неопрятных лохмотьях,

Нынче ж похож на богов, владеющих небом широким!

ГОМЕР. Одиссея

Луч света летит со скоростью 186 тысяч миль в секунду, но когда попадает в хрусталик глаза, то скорость его движения замедляется примерно на две третьих. Не будь этого, мы обладали бы только частичной способностью к зрению, различая лишь свет и тьму. Именно это торможение позволяет нашему мозгу обрабатывать полученную информацию и транслировать то, что открывает свет. Но мозг наш идет еще дальше: благодаря логике и регулярности он сглаживает искривления и заполняет случайные пробелы, которые появляются в поле зрения. Вот почему, например, предмет, который движется слишком быстро, чтобы наши глаза успевали за ним, видится нам расплывчатым пятном. На самом деле этот предмет никакое не пятно: эти расплывчатые очертания всего лишь способ, с помощью которого наш мозг создает порядок там, где в противном случае возникла бы неразбериха.

И важно, думаю, уяснить в связи с этим одну вещь: то, что, как нам кажется, мы видим, не есть в точности то, чем оно является в объективной реальности, существующей вне наших голов. Или, если выражаться проще, вещи не всегда являются тем, чем они представляются.