Правила перспективы - [40]

Мимо прополз одинокий танк, поднял целую тучу удушающей известковой пыли и скрылся за углом, где у подножия длинной приставной лестницы стояла кучка штатских. Мужчина на верхушке лестницы прилаживал веревку к огромному нацистскому орлу, торчащему над зданием. Перри охотно бы посмотрел, как низвергают нацистский символ, зрелище осталось бы в памяти, но уже стемнело, и у человека наверху никак не получалось набросить веревку как надо, и пыль столбом стояла в воздухе.

Да и вообще, со злом будет покончено, только когда оно перестанет приносить прибыль. Этого не произойдет ни завтра, ни послезавтра.

Слышались отдельные винтовочные выстрелы, изредка ухала пушка, откуда-то издалека доносились короткие пулеметные очереди. Англичане метко прозвали пулеметы пустомелями: трещат слишком часто и без всякой видимой причины. Сейчас, похоже, стреляли из крупнокалиберных "браунингов эм-эм-джи", что бьют на четыре тысячи ярдов. Наверное, предместья зачищают. Только бы обошлось без большой крови.

А может, обнаружили где-нибудь на верхнем этаже снайпера с винтовкой и палят сейчас по нему из танка, пока гаденыш не подпрыгнет, не завизжит и не рухнет лицом вниз, как кукла.

Перри посветил фонариком на очередные развалины. С зазубренной стены свисало одеяло, здесь же притулилась разломанная кровать с лежащей на ней куклой, усадишь — глаза откроются. Под игрушки частенько маскировали мины-сюрпризы, и Перри не стал трогать куклу, она напомнила ему о мертвом младенце, попавшемся недавно на глаза. А вот одеяло Перри скатал и пристроил на плечо.

Надо же будет подложить под себя что-нибудь мягкое, пока ждешь.

Когда он увидел торчащий фронтон, и уцелевшую стену с пишущей машинкой на подоконнике, и кусок стеклянного потолка в небе, и крошечную статую Девы Марии, и торчащий из кучи мусора письменный стол, то испытал неведомое доселе возбуждение, почти сексуальное.

Перри постарался взять себя в руки. Надо набраться терпения. Ждать придется как часовому, с винтовкой у колен. Пока путь не будет свободен.

А это случится нескоро.

Какие-то люди закопошились вокруг, словно только вышли из укрытия, удивительные, не от мира сего создания засновали туда-сюда: штатские с чемоданами (этакие туристы), с велосипедами, нагруженными постельным бельем, с тележками, на которые была навалена фарфоровая посуда, табуретки, матрасы. Никто не обращал на Перри ни малейшего внимания, будто дело точно происходило во сне. Из груды обломков торчала рука, девичья рука, Перри отшвырнул в сторону пару камней, мусор помельче съехал вниз, показались белая грудь и плечи. Статуя, мраморная статуя без головы, понял Перри, может, та самая, с которой один из ребят понарошку трахался. Как это ее опять засыпало, интересно знать, сама, что ли, провалилась, очень уж тяжелая? Может, древнегреческая. Как у нее груди здорово торчат, и соски такие острые. У Морин не такие. Не сезон для свитеров.

Он присел на корточки у кучи мусора и задумался о жизни. Почему-то ему казалось, что, когда тебя выселяют, это страшнее бомбежки. В голове не укладывалось, как такое возможно в Америке, чужие люди высаживают дверь, выносят твое добро, велят твоим родным убираться прочь. Сцена времен Гражданской войны со всеми ее ужасами. Впрочем, родной Кларксберг под бомбами представить себе тоже невозможно.

В Кларксберге имелся крошечный музей с индейскими кресалами и памятными вещами первых колонистов, с отдельной комнаткой, посвященной Джексону Каменная Стена, где в стеклянной витрине висела его военная форма и стояло чучело его боевого коня.

Когда их год назад готовили в Англии к высадке, один хрен из британских ВВС рассказал им, как они называют на жаргоне бомбардировку музеев, школ, больниц и прочих беззащитных гражданских объектов.

Волнующая бомбардировка.

Наверное, это и есть британский юмор — произносить с вычурным британским акцентом, а то весь эффект пропадет: "А не устроить ли нам, старина, небольшую волнующую бомбардировку? Будет на что посмотреть, а?" Что ни говори, англичане в день высадки дрались так же храбро, как американцы или канадцы, да еще и потеряли меньше. Отличные вояки, несмотря на весь их выпендреж.

Ватага незнакомых Перри солдат — руки сцеплены, как в танце, каски набекрень — прошествовала мимо. Юнцы распевали "Ветер в голове".

Издали еще не убранные обгоревшие трупы вокруг мертвой лошади в сгущавшемся мраке казались валунами в реке.

Перри не шевелился.

Только пощупал таблички в нагрудном кармане. Waldestraus. А на другой — mit Kanal.

Интересно, люди, не говорящие по-английски, так же думают о жизни? Если вы понимаете, о чем я.

Он медленно поднялся и проскользнул в подвал. (Ждал, чтобы улица опустела и никто не мог его увидеть.)

Пока спускался вниз, мимо мертвецов что-то прошмыгнуло. Крыса, наверное. Тоже есть хотят. Он зажег фонарик Морри и быстро посветил в сторону четырех покойников. Лиловые, точно у негров, лица, искаженные смертной мукой, мелькнули за кучей экспонатов, обращенных в прах. Мертвые срама не имут.

Перри заволновался. А что, если я не найду заснеженных вершин и золотой долины в нише? Но картина была на месте, да и куда бы она делась от своих четырех мертвых хранителей. Он, осклабившись, вынул трофей из углубления. Полотно все больше восхищало его. Мистер Кристиан Фоллердт. Ты да я.