Правила одиночества - [85]

— Ну, ребят задирал, когда они в теннис играли.

— Твои ребята, русские, — подчеркнул Ислам, — назвали моего друга, азербайджанца, черножопым. Вот этого, — он указал на Гара. — И мы за это им ничего не сделали.

В толпе, собравшейся вокруг, послышались возмущенные реплики.

— А ты сам-то кто? — спросил кто-то из окружения Таира. — Не русский разве?

— Я азербайджанец.

Ислам заметил, как удивленно переглянулись люди Таира, и у самого Таира на лице отразилось недоумение.

— А ты вызываешь меня сюда, — продолжал Ислам, — и говоришь, что я блатую.

— Как это вы им ничего не сделали?.. — заторопился Корнев. — Вы их избили, потом ты моему другу чуть спину не сломал…

— Слушай, ты людям сказки не рассказывай, — оборвал его Ислам, — они напали на меня (это было в другой день), их семь человек, а я один. Случайно вот он появился, — Ислам положил руку на плечо Гара, — и мы отбились.

Корнев покраснел, сознавая, что все его обвинения выглядят нелепо. Он кожей чувствовал недовольство Таира и его друзей. В этот миг спасительная мысль пришла ему в голову… Как он мог забыть об этом!

— Вы мне сигарету в лоб потушили, — сказал он.

В толпе послышались смешки. Таир недовольно посмотрел на весельчаков.

— Это был не я, — сказал Ислам, — это был Абдул, его здесь нет, и я за него не отвечаю.

— Как это ты за него не отвечаешь, — не выдержав, вмешался Таир, — это твой человек, он был с тобой, если его здесь нет, это твои проблемы.

— Это не мой человек, — настаивал Ислам, — он оказался с нами случайно, но я спорить не буду. Если вы на принцип идете, я готов за него ответить. Давай Корнев, один на один.

Ислам замолчал. Наступила долгая тишина, которую нарушал только вечерний гомон птиц. Опустились сумерки, однако в парке было темнее обычного — из-за того, что пышная крона тополей уже не пропускала сюда закатные лучи солнца. Когда молчать стало совсем неприлично, Корнев заявил, обращаясь почему-то к Таиру:

— Я не буду с ним драться.

— Почему? — разозлился Таир. Трусость подопечного вывела его из себя — по комплекции бойцы были примерно одинаковыми, может, Корнев даже поплотней. Вся эта затея грозила перерасти в фарс.

— Он самбо знает, — нехотя пояснил Корнев.

Кто-то издевательски засмеялся в задних рядах.

— Я полагаю, проблема решена? — спросил Ислам, обращаясь к команде противника.

Таир потеснил Корнева и вышел на передний план.

— Мой отец, — сказал он, — и его отец были вот так вот, — он соединил два указательных пальца и потер их, — друзья, поэтому я могу за него ответить. Давай один на один, посмотрим, какой ты самбист.

Конечно, что и говорить, против Таира-тюремщика шансов у Ислама было маловато. Однако деваться было некуда, он еще попытался прибегнуть к софистике.

— Но ты же не он, много можно привести людей, которые за него смогут ответить, самбистов, штангистов, боксеров. Я тоже могу кого-нибудь привести и сказать: «Я не хочу с Таиром драться, пусть Некто за меня ответит». Мужество не в этом состоит, а в том, что каждый должен ответить за себя, если он мужчина. Но Таир не унимался.

— Ты хорошо говоришь, — ответил он, — умно говоришь. Из тебя хороший адвокат получится, уж поверь моему опыту. Только давай не будем умничать, а вот такую простую ситуацию представим: я — это он. Будешь ты со мной драться один на один? Да или нет?

К этому времени все находящиеся в парке люди окружили их плотным кольцом. И их взоры обратились к Исламу. Чувствуя холодок в груди, он произнес:

— Да.

Гара придвинулся к Таиру и заложил за спину руки.

Они встали в круг.

Таир демонстративно достал из заднего кармана нож и передал стоящему рядом парню. В ответ Ислам вытащил из пояса свою пресловутую плетку «татар» и отдал Виталику.

Таир усмехнулся, противники стали сближаться, но в самый последний момент друзья Таира стали между ними и развели их: «Хватит, уже все ясно, давайте мировую».

Таир заартачился, тогда один из его корешей что-то тихо сказал ему (можно было разобрать только слово «азербайджанец»), и он угомонился. Буркнул Исламу:

— Согласен?

Ислам пожал плечами и согласился.

Пожали друг другу руки, и разочарованный народ стал расходиться. На оплеванного Корнева старались не смотреть. Компания Ислама двинулась в ближайшую чайхану.

До прихода поезда было еще далеко, и чайханщик удивился внезапному наплыву народа. Виталик сказал:

— Все думали, что ты откажешься. Я тоже думал, а когда ты сказал — да, я чуть не заплакал.

Ислам дружески хлопнул его по плечу и спросил:

— Это ты ему наплел, что я самбист?

— Я, — признался Виталик, — это была психическая атака.

— Все-таки жалко, что не подрались, — процедил Гара, его бойцовский пыл еще не иссяк.

— Мастера дзюдо учат: «Лучший бой — это тот, который не состоялся», — заметил Виталик.

Гара хмыкнул, у него, видимо, на этот счет были другие соображения.

— У меня есть небольшое дельце, — сказал Ислам, — я вас оставлю, потом вернусь, если хотите.

— Да ладно уж, не возвращайся, — произнес Гара, — я тоже домой пойду, может, кому-нибудь по дороге морду удастся набить.

Тупик, в котором жила Лана, как и в прошлый раз, был затемнен, правда, в этом не было пользы. Мать ее уже вернулась, поэтому дорога в дом была закрыта. Оставалось надеяться, что девушка каким-то образом заметит его и выйдет, а как заметить, если на улице тьма египетская. Окна дома были ярко освещены, входная дверь открыта. Ислам стал столбом и принялся ждать. Конечно, можно было прикинуться одноклассником, крикнуть ее, спросить, что задали на завтра, но: во-первых, ему надо было раза три остаться в одном классе, чтобы учиться с ней, во-вторых, уже были каникулы. Ислам сконцентрировался и начал мысленно вызывать девушку. Через некоторое время появилась ее мать, вытрясла скатерть с крыльца и вернулась в дом. Еще через несколько минут вышла девушка — вот и верь после этого в диалектический материализм.