Правила одиночества - [52]

— Да, — подтвердила Маша, — и начинаете храпеть.

— Это очень легкомысленно с моей стороны, — озабоченно сказал Караев, — я имею в виду сон, а не храп. Тебе никаких мыслей не приходит в голову, когда ты смотришь на меня спящего? Во всяком случае, надо бы запереть в шкафу все колющие и режущие предметы.

— Перестаньте издеваться надо мной, ничего не буду вам больше рассказывать. Ложитесь, пока мы не поссорились.

— Оденься, пожалуйста.

— Почему? Что случилось? — испуганно спросила Маша.

— Мы будем ужинать, — Караев встал с кровати и вышел из комнаты.

Маша недоуменно смотрела ему вслед, затем поднялась и стала одеваться. Когда она вошла в кухню, он стоял у окна.

— Вы как часовой на своем посту. Вам нравится этот вид из окна?

Не оборачиваясь, он ответил:

— Нет, он меня угнетает, этот убогий пейзаж. Одни панельные дома, да еще такого жуткого цвета! Какой идиот додумался красить их в цвет детской неожиданности? Единственное утешение — бывает еще хуже. Например, пейзаж индустриальный — глядя на него, вообще повеситься можно.

Произнеся это, Караев отвернулся от окна.

— А что же вы все время в окно глядите?

— Больше не на что.

— А вы на что больше всего любите смотреть?

— На море или на горы. В нашем городе есть и то и другое, даже не могу сказать, что я люблю больше. Горы очень красивые, особенно зимой. Знаешь, они никогда не бывают покрыты снегом сплошь, как равнина, — всегда что-нибудь чернеет, какой-то склон, утес или подлесок. Но это красота неподвижная. Важа Пшавела сказал про горы: «Стоят и ждут. Беспредельно ожидание гор». А море — красота подвижная, — если оно спокойно, то похоже на спящего льва. Это обманчивое спокойствие, скрытая мощь.

— А если вы так любите ваши пейзажи, почему же вы уехали со своей родины? — спросила Маша.

— Это провокационный вопрос, впрочем, он в твоем стиле, — раздражаясь, сказал Караев, — и я, кажется, отвечал на него, но могу повторить для лиц с девичьей памятью. Моя незабвенная мама говорила мне: «Сынок, учись у евреев, для них родина-мать — это место, где они деньги зарабатывают». Я уехал со своей родины по экономическим причинам, неужели ты этого не понимаешь?

— Понимаю.

— Зачем же ты задаешь свои подлые вопросы?

Маша подошла к Караеву и обняла его:

— Простите меня, не сердитесь. Вы сегодня странный какой-то. Почему?

— У меня сплин, — буркнул Караев.

— Хотите, я вам массаж сделаю?

— Нет, дорогая, сплин массажем не лечится, равно как и тоска, хандра, депрессия.

— Ну это как сказать, — жизнерадостно ответила Маша, — я вот, когда у меня плохое настроение, начинаю что-нибудь по дому делать — стирать, например, готовить, уборкой занимаюсь — и все проходит.

— Счастливый ты человек, — завистливо сказал Караев.

— А где вы вчера были?

— В тюрьме.

— Ну, я серьезно спрашиваю. Я вчера приехала с цветами и как дура стояла под дверью целых два часа и плакала…

— Врешь, — перебил ее Караев, — ты неспособна плакать.

— Еще как способна, — обиделась девушка.

— А цветы зачем?

— Хотела вам приятное сделать. Потом я поняла, что вы нескоро придете, уехала в общежитие. Там уже немного успокоилась, стала вам звонить, просидела на телефоне весь вечер, набирала ваш номер до часу ночи, но вы так и не появились.

— Зачем же ты приехала без звонка?

— Хотела вам сюрприз сделать. Но вы, как оказалось, не любите сюрпризов. Вы были у женщины? — сказала и впилась взглядом в Караева.

— Ты по-русски хорошо понимаешь? Я был в тюрьме, хочешь по-азербайджански скажу? И перестань виснуть на мне.

Высвободился из ее объятий.

— Я вас раздражаю? — тихо спросила Маша.

— Я этого не говорил, я только сказал, что был в тюрьме, правда, женщина при этом присутствовала.

— Я вам не верю, — заявила Маша.

— А может быть, ты ревнуешь?

— Вот еще! Хотите чаю? Он уже заварился.

— Валяй.

Девушка разлила чай по стаканам и села за стол. Караев тоже сел, придвинул к себе стакан.

— А че это вы сегодня так мало пьете? Даже странно как-то, — с лукавой усмешкой заметила Маша.

— А вот это справедливое замечание, — сказал Караев, — то-то я думаю, что мне сегодня как-то не по себе. Ну-ка, подай мне бутылку, там, в шкафу.

— Вот дура-то, зачем напомнила! — в сердцах произнесла Маша. Она достала из шкафа бутылку и поставила на стол.

— А теперь иди за рюмкой, — сказал Караев, — тебя, как нерадивого работника, надо за всем два раза посылать.

— Меня убивает ваш приказной тон! — возмутилась девушка. — А «пожалуйста» где? Я вовсе не обязана подавать вам!

— Обойдешься. Не хочешь — не ходи, я сам возьму. Маша демонстративно достала из шкафа рюмки и поставила на стол.

— Сегодня ночью были заморозки, — наполняя рюмку, сообщил Караев, — я ужасно замерз. Ты пить будешь?

— Нет, — вызывающе заявила Маша. — Вы в камере замерзли? Ха-ха, мне нравится, с каким упорством вы продолжаете меня разыгрывать!

Караев наполнил рюмку девушки.

— A y нас осень в самом разгаре, буйство красок! Ты даже представить себе не можешь, как это красиво, — осень в субтропиках!

— Ну почему же не могу, у нас на Урале тоже очень красиво. А женщина тоже с вами в камере сидела? — Маша засмеялась, но смех вышел натужным.

— Нет, она ждала меня снаружи. Честно говоря, это она вытащила меня из тюрьмы, — объяснил Караев.