Правила - [4]

На самом деле, я не знаю, есть ли у меня второе имя, если подумать об этом. Я никогда не видела свидетельство о рождении, которое теоретически принадлежало мне.

Я наблюдала за толпой, за тем, как головы поворачивались в мою сторону, некоторые из них смотрели на инициатора крика, но большинство из них были направлены на меня. Такое чувство, что центр внимания сиял снизу, с пола.

Я поморщилась. Спасибо Дженна. Я нашла ее светлое и нетерпеливое лицо на трибуне примерно в районе шестого ряда. Она энергично махала, как будто я не слышала ее — как будто половины школы не слышало ее. Все-таки это была не ее вина. Это была просто Дженна. Восторг превратил ее в одиннадцатилетку. Я завидовала ей. Если бы неустанный оптимизм и определенная жизнерадостность были фактически требованиями для команды поддержки «Эша» (вместо плотного карандаша для глаз, и распространения слухов о распутности), то Дженна была бы капитаном. Может быть, даже команда была ее.

Я направилась вглубь зала, а затем повернула в сторону трибуны — обходя выставленные ноги в проходе и рюкзаки, небрежно лежавшие на пути. С каждым шагом я чувствовала людей, смотрящих на меня. Большинство учеников с самого утра были здесь — вынужденные торчать в этом месте до первого звонка, так как это должно было сдержать нас всех от «греха». Угу. Как будто не было достаточно времени в течение дня. Мне показалось, что учителя не хотят отвлекаться от своего драгоценного времени сплетни-за-кофе для наблюдения за коридорами перед уроками.

Независимо от того, что сказал мой отец, это возможно стоило риска для опоздания, чтобы избежать зова этого рогатого скота. Тысяча умов в одном месте, гудящих с беспокойством, волнением и чистым ужасом первого школьного дня, причиняли мне лишь головную боль. Вся практика в мире не могла заблокировать цунами мыслей и эмоций.

Но пока что я сосредотачивала свое внимание — это было сложнее, чем вы думаете — все это просто было далеким и смутно раздражающим шумом в задней части моего мозга. Подобно радио, настроенное на сотни станций сразу.

— Ты здесь! — завизжала Дженна, когда я добралась до ее ряда. Она встала и оттолкнула более трех людей, которых я не узнала и стиснула меня в объятия, которые были чуть менее болезненными.

Я ожидала этого — что Дженна обнимет меня — поэтому это было не так уж ужасно. Она знала, что я по ее словам не была «обидчивой», но это оказалось преимущественным качеством для нее, чтобы сломить меня. Это иногда более или менее работало. Я доверяла Дженне на столько, что могла подавить свою панику из-за кого-то, находящегося в моем пространстве. Было не похоже, что она собирается воткнуть в меня неожиданно шприц, как это делали остальные санитары, все те годы. А иногда случайная любовь была хороша. Напомню, я была очень рада, что хоть кто-то может видеть меня, даже если это была ложная версия «меня».

Кроме того, попытка вырваться, могла тем самым задеть ее самолюбие и возможно, оставить меня с трещиной ребра или двумя. Это не будет преувеличением. Мои кости хрупкие. Частью из них были пространственно-огненные-потоки или космические вещи. Не гравитация, а маленькая плотность костной ткани или чего-то другого.

Я неловко похлопала Дженну по спине, когда встретилась с ней, и она отпустила меня.

— У меня есть отличные новости, — сказала она, сверкая взглядом. Она повернулась к незнакомцам, которые наблюдали за всем этим, словно перед ними разыгрывалось реалити-шоу. — Вы будете не против, потесниться для моей подруги? — спросила она без намека на сарказм.

Все трое, две девушки и парень — только что перешедшие в старшую школу, судя по тому, как они выглядели, и, судя по их слегка испуганным выражениям на лицах — сжались вместе, чтобы освободить место для меня.

Дженна села и потянула меня вниз.

— Почему ты не отвечала на мои сообщения?

Потому что ответы привели бы к новым сообщениям и опасности приехать для меня, в конце концов. Дом Дженны был классифицирован, как строго запрещенный.

— Мой отец. Ты знаешь это, — сказала я, используя слишком знакомое слово, я никогда не обращалась к нему так. Мне было не до этого. Но однажды утром, это просто выскочило за завтраком, приблизительно через год, после того как он спас меня. Могу ли я называть его папой?

Я не намеренно исследовала нашу связь с ним. Это слово, причинило ему боль.

Он быстро оправился, дал мне тарелку и спросил, хотела бы я арахисового масла, как будто ничего не произошло. Но было уже слишком поздно. Я видела его реакцию, и знаю, что это означает. Мне приходится носить имя его дочери, но я никогда не буду ей.

Поэтому я называла его отец, когда мне приходилось звонить ему, где бы я ни была, и казалось, что теперь все наладилось. Но каждый раз, когда я думала или называла его так, то память подкидывала мне этот момент с тостом. Напоминала мне, что хоть он и любил меня и рисковал жизнью ради меня, этого никогда не будет достаточно.

— Лето время для семьи, — сказала я Дженне, произнесенное мной было поводом использовать отца, когда Дженна попросила меня приехать к ней — это было лето после первого курса.