Правдолюбцы - [17]

— Я тебе звоню, звоню, — продолжала Одри. — У меня и в мыслях не было, что ты забьешь на сообщения. Твой эгоизм потрясает.

Мать наверняка отрепетировала упреки. Ее речь лилась, как церковная проповедь. Роза выглянула в иллюминатор проверить, как там девочки. Их футболки развевались на ветру, словно знамена на флагштоках. А Кьянти опять танцевала, развязно выгибаясь.

— Роза, ты куда-то пропала, — сказала Одри.

— Нет-нет, я тебя слушаю.

— Я ведь не могу долго говорить. В больнице не разрешают пользоваться мобильниками.

— Когда это случилось, мама?

— Подробности при встрече… Первый удар случился в суде. Второй здесь примерно в половине одиннадцатого.

— Что говорят врачи?

— А что они могут сказать? Говорят, он серьезно болен.

— Я скоро освобожусь, — сказала Роза. — Отвезу девочек в Центр и потом сразу поеду в больницу.

— Премного благодарна, — съязвила Одри. — Но можешь особо не торопиться…

— Мама…

— Ему нужен покой, так что, будь добра, не устраивай сцен, когда доберешься сюда.

— С чего ты взяла, что я устрою сцену? — возмутилась Роза. Но мать уже отключила телефон.

Когда спустя два часа Роза приехала в больницу, Ленни болтался в коридоре.

— Папу обследуют, — доложил он. — Мы побыли с ним немного, но потом его опять увезли.

Роза пристально изучала физиономию брата:

— Ты ведь не под кайфом?

— Нет, что ты.

— То есть — да. Где мама?

Ленни повел ее в комнату для посетителей, где находились Одри и Карла. Одри тоскливо пялилась в стену, напоминая маленькую девочку, которая потерялась в парке аттракционов и теперь ждет, когда родители заберут ее из офиса администрации.

— Привет, мама, — сказала Роза.

Одри мгновенно посуровела:

— О, наконец-то она с нами.

— Есть новости? — обратилась Роза к сестре. Карла, больничный социальный работник, могла лучше других вникнуть и разобраться в том, что говорят врачи.

— Ему сделали сканирование, — сообщила Карла. — И оно показало, что в обоих полушариях мозга наблюдается активность, и это очень обнадеживает. Конечно, поражения имеются, но пока, насколько они могут судить, затронута только двигательная зона, а значит, речь не утрачена…

— Да они сами не понимают, что говорят, — взорвалась Одри. — Все они тут кретины, поэтому и работают в этой дыре, а не в нормальной больнице на Манхэттене.

Вынув из кармана истрепанный бумажный платок, Карла вытерла слезы.

— Не реви, Карла, умоляю, — попросила Одри, и все затихли. — Они здесь даже не знают, кто такой Джоел, — после паузы добавила она. — А лечить его доверили какой-то соплячке.

— К женскому сословию она, конечно, не принадлежит, — улыбнулась Роза. Она развлекалась тем, что вела счет антифеминистским высказываниям Одри, и воображала, как однажды соберет их все в книгу и подарит матери на Рождество.

— Не цепляйся к словам, — одернула ее мать. — Говорю тебе, эта врач — подросток. Выглядит так, будто у нее еще месячные не начались.

— Не волнуйся, — сказала Карла, — она, несомненно, знающий…

— Блин, где моя травка? — Одри судорожно хлопала себя по карманам. — Ленни, куда я положила травку, что ты мне дал?

Уголки рта Ленни опустились в смиренном неведении:

— Без понятия.

— Вспомни, когда ты видела ее в последний раз, — пыталась помочь Карла.

Не слушая дочь, Одри вскочила:

— Черт, черт, черт.

Карла, опустившись на четвереньки, заглядывала под кресла:

— Ты не оставила ее в туалете?

Ленни неубедительно притворялся, будто ищет за диваном.

— Господи, чтоб тебя, — бормотала Одри, рыская взглядом по полу. — Ну куда я ее дела?

Роза наблюдала, как брат с сестрой ползают по комнате — два покорных спутника, вращающихся вокруг солнца-Одри.

— Ох! — внезапно воскликнула Одри, вытаскивая пакетик из бумажника. — Нашла! Сворачиваем панику.

— Молодец, мама! — обрадовалась Карла.

— Хочешь курнуть, мам? — поинтересовался Ленни. — Тогда я пойду с тобой.

— Не говори глупостей. А вдруг они привезут папу, когда меня не будет? — Одри опять села на диван и закрыла глаза.

Дети не отрываясь смотрели на нее.

— А еще у этой девчонки-врача, — снова заговорила Одри, — жуткий малюсенький ротик. Точь-в-точь как дырка в жопе.

Ленни и Карла засмеялись. Роза сердито уставилась в пол. Ее мать гордилась своей безоглядной честностью, стремлением выразить словами то, о чем другие лишь думали, но боялись сказать вслух. Но на самом деле, считала Роза, никто не разделяет уродливое восприятие мира, присущее ее матери. Не правдивость ее замечаний вызывала смех, но их несправедливость, их странная, необъяснимая жестокость.

— Мама, ты должна поесть, — сказала Карла. — Давай я принесу что-нибудь из кафетерия.

— Нет, — поморщилась Одри. — Я ничего не смогу проглотить.

— Тебе станет легче, если ты поешь, — уговаривала ее Карла. — Иначе ты лишишься сил.

Одри открыла глаза:

— Ты только и думаешь, что о еде.

Карла потупилась.

— Вообще-то, Карла, — произнес Ленни, — я бы, к примеру, не отказался от батончика «Миндальной радости».

Роза укоризненно взглянула на брата:

— Сходи сам за своей «Миндальной радостью».

— Все в порядке, — Карла встала, — я принесу.

— Она сама вызвалась, — пожал плечами Ленни.

— Нельзя же быть таким лентяем, — не унималась Роза.

— Все в порядке, правда, — повторила Карла.