Правдивая небыль - [8]

— Задушите ведь… пощадите измученного и голодного, — с трудом выдавил я.

Ребята тут же потащили меня к походному столу, наперебой рассказывая о своих поисках и переживаниях. И в тот момент я поймал себя на мысли, что

совершенно не голоден.

Предоплата

По возвращению домой я почувствовал в себе новые изменения, было очевидно, что Майя не лукавила и добросовестно выполняла условия нашей договорённости. Прежде всего перемены коснулись моего видения, окружающий мир теперь представал в моих глазах не иначе как в фиолетовом цвете. И это вовсе не аллегория, а реально появившаяся особенность моего зрения наблюдать мир через призму тончайших фиолетовых тонов. Раньше я не совсем понимал значения выражений: «видеть всё в фиолетовом цвете», или «мне всё фиолетово», но сейчас смог в полной мере постичь их смысл. Нет, я не испытывал безразличия к жизни и мою душу не леденило равнодушие, просто я стал смотреть на жизнь как бы изнутри себя, из какого-то необъяснимого покоя, наверно, поэтому и оценивал всё увиденное без личной заинтересованности. Световой фон будто защищал меня от воздействия извне, не позволяя его уловкам будоражить мои чувства и транжирить энергию на назойливые жизненные мелочи. Но, как выяснилось позже, это состояние таило в себе и «подводные течения». Однажды я понял, что теряю вкус к некоторым своим привязанностям, ещё совсем недавно игравшим в моей жизни немаловажную роль. Увы, та же участь подстерегала и мои чувства к Татьяне. После путешествия по Саянам её отношение ко мне заметно изменилось, она стала чаще звонить, иногда даже не по разу в день, да и вообще проявляла повышенный интерес к моей жизни. Поначалу я не совсем понимал, с чем связана её забота, ведь раньше такого не было, но дальнейшие наблюдения навели меня на некоторые мысли. Видимо, происходящие во мне перемены всколыхнули какие-то скрытые силы, запустившие в свою очередь необъяснимый стихийный процесс. Пока я не представлял, как можно вернуть эти силы в прежние берега, но интуитивно догадывался, что ситуация требует от меня определённой жертвы. Дальнейшие события лишь подтвердили правоту моей догадки. Во время очередного телефонного разговора, Татьяна предложила мне встретиться в кафе. Ещё совсем недавно я бы отдал всё за один только вечер наедине с ней, ведь все свои сознательные годы только и мечтал об этом. За окном уютного кафе сгущались осенние сумерки, мы пили вино и глядели друг на друга, обмениваясь обычными пустяшными фразами. Но в блестевших глазах Танечки я впервые видел взаимность, они словно говорили мне:

«Ничего не бойся, ты заслужил любовь, возьми её… я твоя…»

И в то же время в них читалась тревога. Я чувствовал, что Таня ждёт от меня первого шага, не смея начать столь мучительный для себя разговор. Но я не мог… не мог.

В конце концов, она всё-таки решилась:

— Женя, ты ничего не хочешь мне сказать? Ты ведь всегда этого хотел, я знаю, я чувствовало это… Что же изменилось?

Возникла пауза. Я старался не глядеть на неё, когда произносил эти слова:

— Танюша… я до сих пор помню вашу свадьбу, ты была такой красивой и такой счастливой… Прости, я не могу.

— Ммм… какая же я дурочка, — задрожали в шепоте губы Татьяны.

Не говоря больше ни слова, она встала из-за стола и побежала к выходу, уже не сдерживая слёз.

Когда за ней захлопнулась дверь, я понял, что моя первая любовь ушла, ушла навсегда, оставив только нежные воспоминания о себе. В этом и заключалась моя жертва, а возможно, и спасение.

Потом я долго бродил по улицам ночного города и будто желая заручиться сочувствием, всматривался в лица случайных прохожих. Но люди проходили мимо, поглощённые собственными заботами, а мои немые вопросы, как неприкаянные птицы порхали в воздухе, так и не дождавшись ответов.

После той встречи с Татьяной я практически перестал видеться с друзьями. Конечно, мы созванивались и даже планировали вечеринки, но как назло, в самый последний момент у кого-то из нашей компании вдруг появлялись неотложные дела и, естественно, встречи откладывались. Грешным делом у меня даже закралось подозрение, что кто-то сознательно ставит эти хитрые препоны, чтобы отлучить меня от друзей. Подозрения подозрениями, но вокруг меня действительно образовался какой-то вакуум, демонстрирующий себя с необъяснимым упрямством. Тягостен крест одиночества, кто ощущал на себе его холодный молчаливый взгляд, тот должен меня понять. И это несмотря на то, что рядом со мной постоянно находились люди. Кроме занятий археологией я ещё читал лекции по истории в университете и дефицита в общении вроде бы не испытывал. Но дело-то было вовсе не в том. Полученные мною знания не умещались в обычный жизненный формат, скажу больше — они безжалостно опровергали сложившееся мировоззрение «нормального человека». Поделиться своими открытиями было не с кем, меня попросту не поняли бы, это в лучшем случае, а ещё хуже — приняли бы за сумасшедшего. Представляю эти ехидные ухмылочки и покручивания пальцем у виска за моей спиной. А я был вполне уважаемым человеком и хорошим преподавателем. Между тем бремя одиночества с каждым днём всё сильнее и сильнее наваливалось на меня. Чуть позже я осознал, что полученные знания таят в себе не единственный противовес. Появившаяся боль в моём сердце не имела ничего общего с личными переживаниями, скорей всего, она стала следствием увиденных мною несовершенств, которыми просто кишел наш мир. Когда я соглашался на условия Майи, то совершенно не подозревал о побочных последствиях своих желаний. Выхода у меня не оставалось, я любой ценой должен был найти равновесие внутри себя, а иначе мне угрожала огненная лихорадка или того хуже. В поисках равновесия мне помогло общение с собственной душой, раньше мы жили с ней не то что бы порознь, но всё одно, что через перегородку, сплетённую из моих же сомнений. Мы не часто баловали друг друга откровениями, но сейчас, можно сказать, стали почти друзьями, и с каждой новой беседой я всё отчётливее понимал, что она и есть — я сам. Как-то во время одного из таких разговоров, я увидел перед собой одобряющий взгляд Майи, и мне сразу стало легче.