Правдивая история завоевания Новой Испании - [35]

В 5-й день[203] сентября 1519 года выступили мы на рассвете, не исключая и раненых. Арбалетчики и аркебузники получили приказ стрелять только залпами, причем одни только заряжали, а другие, лучшие стрелки, только стреляли; конница должна была действовать массой, помогая друг другу, рассекая отряды врага, не ввязываясь в длительную борьбу; пехотинцам с мечами и круглыми щитами, которые кололи и рубили, было рекомендовано биться сомкнутым строем; орудийная прислуга была увеличена. Вместе с альфересом Кораллом у нашего развернутого знамени, для его защиты, было 4 товарища. Итак, мы вышли из нашего лагеря, и, не пройдя и половины четверти легуа, мы увидели, как поля кругом покрылись воинами с большими плюмажами и военными знаками, под сильный шум труб и больших морских раковин. Началась битва, страшная, не поддающаяся описанию. Наша горсточка в 400 человек, среди которых было множество раненых и больных, была как бы вклинена в разъяренное вражеское море, и каждый из нас знал, что без победы он умрет либо на поле битвы, либо под ножом жреца.

В один момент вся земля была усеяна воткнувшимися стрелами и дротиками, но умелая стрельба и ловко рассчитанные действия кавалерии и пехоты не слишком часто позволяли врагу подойти вплотную. И все же мы бы не выдержали напора, если бы само великое множество врагов не явилось спасением: маневрировать они не могли, и многие отряды так и не введены были в бой, а с другой стороны, каждый наш выстрел бил без промаха. Наконец, уже в прошлой битве между Шикотенкатлем и другим военачальником — Чичимекатекутли — возникли пререкания, а теперь они перешли в явный разрыв, и общее командование было разрушено. Так понемногу ослабели атаки, а вскоре некоторые их части совсем воздерживались от боя, что навело уныние и на остальных. Все же отход произведен был в добром порядке, и наша конница лишь слегка могла преследовать врага. Велика была наша благодарность Богу. Ведь только один из нас был убит, хотя более 60 получили ранения; сам я был задет камнем в голову, и стрела врезалась в бедро, но все же я мог продолжать сражаться, как и большинство остальных раненых. Вернулись мы к своим укреплениям с более легким сердцем и в одном из подземных жилищ похоронили нашего убитого, дабы индейцы не заметили, что и мы смертны. Впрочем, нужда была все же не малая. Опять для наших ран не было масла, а для еды… не хватало соли! К тому же со снежных гор вновь потянуло холодом, и мы дрогли всю ночь, хотя и впадали в сон от усталости.

На следующий день Кортес послал трех видных пленных, а также и тех двух, которые уже раз были нами отправлены для переговоров к касикам Тлашкалы. Он еще раз подтверждал наше миролюбие и требовал свободного пропуска в Мешико, не более. Посланцы эти застали как раз Большой Совет, притом в очень дурном настроении; и в первый момент Совет даже не желал выслушать посланцев. Но затем постановили: созвать всех жрецов, прорицателей и колдунов и по их решению действовать. После множества заклинаний, волшебств и гаданий жребием те ответили, что мы не teules [(божества)], а люди, но сила наша идет от солнца, и если напасть на нас ночной порой, то нам несдобровать. Шикотенкатлю поэтому был послан соответственный приказ, и в следующую ночь он направил на нас 10 000 отборных воинов, которые и напали с трех сторон одновременно. Шли они с величайшей уверенностью застать нас врасплох, да еще и в состоянии «слабости». Велико было их изумление, когда они убедились в противном. Ведь мы все время спали одетыми, с оружием в руках, а кони наши были оседланы и взнузданы; не дремали и наши посты и патрули. Немедленно мы открыли убийственный огонь, и наши удары были не хуже «дневных». Враг заколебался, отступил; наша конница далеко его преследовала по ровному полю при полной луне.

Итак, замысел не удался; двух из своих советчиков — жрецов, прорицателей, колдунов они даже принесли в искупительную жертву, как мы впоследствии узнали. Потери тлашкальцев были велики, мы же потеряли лишь одного из наших семпоальских друзей убитым, да двух ранеными.

Впрочем, наутро и мы сильно сдали. Ведь во всем лагере не было ни одного, кто за этот поход не получил бы раны, а 45 человек умерли от ран, болезней или холода; многие неоднократно болели, да и сейчас 12 товарищей лежали пластом; сам Кортес, а также падре Ольмедо сильно страдали лихорадкой. Угнетало и мучило нас также полное отсутствие здесь соли. И невольно вырастали горькие сомнения: не смешно ли нам, больным и ослабевшим, идти походом против великого Мотекусомы с его многими армиями, даже если Тлашкала нас и пропустит? Угнетенность наша росла, тем более что мы вновь отправили пленных с предложением мира, а ответа все еще не получали.

Не унывала лишь донья Марина, родом индеанка, но с великим, бестрепетным сердцем. Всюду и везде она была вместе с нами, будь то днем или ночью; никогда она не выказывала малодушия и даже тревоги, хотя отлично знала, каковы наши дела. Заслуги ее безмерно велики: переговоры вела она, и таким тоном, будто от нас лишь зависит гибель или спасение данной страны! Последним пленникам, например, она поручила сказать, что мы готовы простить все случившееся, даже… убиение нашего товарища-коня, но что терпение наше истощается и гнев наш будет ужасен…