Правда сталинских репрессий - [20]

Сам П.А. Столыпин, доказывает П.Н. Зырянов, "предлагал организовать широкое содействие созданию крепких индивидуальных крестьянских хозяйств на государственных землях". Однако, "когда Столыпин пришел в МВД (Министерство внутренних дел. — В.К.), оказалось, что там на это дело смотрят несколько иначе… В течение ряда лет группа чиновников во главе с В.И. Гурко (Ко времени назначения Столыпина — товарищ, то есть заместитель, председателя Совета Министров) разрабатывала проект… основные идеи и направления проекта уже сформировались… В отличие от столыпинского замысла, проект Гурко имел в виду создание хуторов и отрубов на надельных (крестьянских) землях (а не на государственных)… ради другой цели — укрепления надельной земли в личную собственность… С агротехнической точки зрения такое новшество не могло принести много пользы… но оно было способно сильно нарушить единство крестьянского мира, внести раскол в общину" (с. 45). Между тем Столыпин "изначально вовсе не хотел насильственного разрушения общины" (с. 53).

И П.Н. Зырянов не без оснований констатирует: "Психология государственных деятелей, говорящих одно и делающих другое, — явление поистине загадочное. По-видимому, редко кто из них в такие моменты сознательно лжет и лицемерит. Благие намерения провозглашаются чаще всего вполне искренне… Другое дело, что не они, выступающие с высоких трибун, составляют множество тех бумаг, в которые и выливается реальная политика…" (с. 53).

В цитируемом исследовании П.Н. Зырянова убедительно раскрыта противоречивость знаменитой реформы и, в частности, показано, что чиновники (они охарактеризованы историком конкретно, поименно), непосредственно осуществлявшие реформу (Петр Аркадьевич, возглавлявший всю деятельность верховной власти, не мог постоянно держать в руках многогранную практику аграрной реформы), делали не совсем то или даже совсем не то, что имел в виду председатель Совета Министров. Он ведь так или иначе предполагал самую весомую роль государства в развитии сельского хозяйства (начиная с предоставления крестьянам государственной земли, а не ориентации на частную земельную собственность) и сохранение (а не целенаправленное разрушение) основ крестьянской общины.

Реальность реформы оказалась недостаточно определенной, даже запутанной, но нельзя не учитывать, что историческая ситуация была слишком сложной и напряженной, а к тому же Петру Аркадьевичу было отпущено для осуществления его замыслов всего лишь пять лет…

А.П. Будберг называет главных бунтовщиков в Сибири "столыпинскими аграрниками", но — о чем и сказал П.Н. Зырянов, — имя великого государственного деятеля употреблено здесь (как и во многих случаях) «условно», в сущности — «неправильно». То, к чему стремился П.А. Столыпин, было, без сомнения, искажено уже при его жизни и особенно после его убийства.

* * *

Вернемся к сибирскому бунту 1919 года. Большевики, разумеется, использовали этот бунт, и в начале 1920 года колчаковская армия потерпела полное поражение. Однако не прошло и года, и бунт — уже против большевистской власти — разгорелся в Сибири с новой силой — главным образом в округе Тобольска. Мощное народное восстание против власти Колчака достаточно хорошо изучено, но новая сибирская «пугачевщина» конца 1920 — начала 1921 года до последнего времени оставалась почти «закрытой» темой. В цитированной выше работе М.С. Бернштама, стремившегося выявить все факты "народного сопротивления коммунизму" (что, как уже говорилось, весьма неточно), лишь в одной фразе упоминается, что одновременно с гораздо более широко известным восстанием в Тамбовской губернии "происходило большое восстание в Западной Сибири, поднявшее крестьянство на огромной территории" (цит. соч., с. 21).

В течение тридцати лет изучал это действительно грандиозное — хотя и почти полностью забытое — восстание тюменский писатель К.Я. Лагунов. Наконец ему удалось издать крохотным тиражом документальный рассказ об этом безудержном и крайне беспощадном бунте (Лагунов К…И сильно падает снег. Тюмень, 1992). Он во многом сумел преодолеть любую пристрастность и показал, что равно беспощадны были и повстанцы, и подавлявшая их власть. Помимо прочего, книга К.Я. Лагунова убеждает, что Сибирское восстание по своему размаху, в сущности, превзошло более «знаменитое» Тамбовское (пользуясь случаем, приношу свою благодарность Константину Яковлевичу, приславшему мне свою предельно малотиражную книгу, которая иначе едва ли бы оказалась в моих руках).

Нельзя не отметить, что характеристика Тобольского восстания нуждается в некоторых уточнениях. К.Я. Лагунов говорит в конце своего труда: "Я хочу, чтобы эта книга стала первой свечой, зажженной в память о безвинно убиенных в зиму 1920/1921 года. В память о «белых» и «красных»; о тех, кто восстал, и о тех, кто подавил восстание" (с. 234). Слово «белых» здесь явно совершенно неуместно, ибо речь идет о народе, восставшем против «красных» точно так же, как ранее против «белых». Между прочим, и сам К.Я. Лагунов на предыдущей странице говорит о сибиряках, которые поднялись "на бессмысленный бунт" (с. 233; о Пушкине не упоминается, ибо его слова давно стали как бы ничьими, словами самой Истины). Но ведь к белым в истинном значении слова это определение ("бунт") никак не применимо, — не говоря уже о том, что до победы красных те же самые сибиряки бунтовали против белых…