Правда смертного часа. Посмертная судьба - [61]
Б. Серуш: «За день до своей смерти Володя позвонил мне:
— Бабек, приезжай! Мне так плохо!
Он так это сказал! Это шло у него изнутри…
Не сразу я смог приехать…»
Высоцкий в эти последние дни разыскивает по телефону Артура Макарова… Звонит одной девушке — Ирине Ш. Просит, чтобы она приехала… (Рассказы Ирины положены в основу «Романа о девочках».)
Она вспоминает: «Я приехала. Они сидели у Нисанова. Я давно не видела Володю, он выглядел просто ужасно. Пришел Федотов, принес ключи, мы спустились в Володину квартиру…
А до этого он «выбивал» мне квартиру… Спрашивает:
— Ну как с квартирой? Все в порядке?
— Да. Но у меня нет денег…
Володя открыл ящик:
— Возьми, сколько тебе надо…»
В. Янклович: «За несколько дней до смерти Володя отдает эти деньги — шесть тысяч рублей — двум девушкам, перед которыми у него были какие-то моральные обязательства. Это была его воля…»
Потом об этих шести тысячах — Высоцкий получил их за концерты в Калининграде— было много разговоров… После смерти
В. В. остались долги, их надо было отдавать…
В.Янклович: «Мы поехали в Склиф, я разговаривал с Сульповаром и со Стасом Щербаковым… С этого дня, я думаю, в квартире была Нина Максимовна, Володя был уже совсем плох. Он стонал, кричал все время… Все время накачивал себя шампанским…»
А. Федотов: «Бутылки две-три в день выпивал… Шампанское на наркоманов лучше действует…»
Б. А. Медведев: «Это бытовое представление о действии алкоголя на организм наркомана. На самом деле, все — индивидуально…»
Из Рима звонит в последний раз Барбара Немчик — на следующий день она улетает домой, в США:
«23-го днем мы разговаривали по телефону:
— Как там у вас дела?
Валера ответил:
— Сама не слышишь?
А было слышно — даже в телефон, — как Володя стонал: «А-а! А-а!»
— И так — все время?
— Все время».
Оксана: «Эти последние дни… В принципе, можно сказать, что Володя находился в состоянии агонии. Последние два дня он вообще не выходил из квартиры. По-моему, он знал, что умрет».
А. Штурмин: «Я приехал на следующий день… Володя был в ужасном состоянии. Ходил, стонал… Вначале меня не узнал. Потом узнал. Обнял.
Никогда в жизни не забуду его напряженное — твердое, как камень, тело. Они все время хотели вывести Володю из этого состояния — шампанским… А Володя все время показывал пальцем — шприц! шприц! А они говорят:
— Ничего, ничего… Еще один день, и он выскочит!»
Оксана: «На следующий день я приехала днем…
А Володя стал падать… А все сидели за столом и говорили:
— Это при тебе он так выкаблучивается… О-о… Смотри, опять упал… А тебя не было — нормально…
А вечером приехали эти врачи… Федотов все время делал уколы… Седуксен и что-то такое, что делают перед операцией. Но что конкретно, не знаю, — это же можно выяснить…
Но в принципе я Федотову говорила:
— Толя, ты мне объясни, как может реагировать организм на два совершенно противоположных препарата?!
С одной стороны, он колол успокаивающее, снотворное, а с другой — вводил тонизирующие препараты. Он делал настолько странные вещи, что даже я удивлялась:
— По-моему, происходит разлад нервной системы, — ведь ей непонятно, какую команду выполнять: не то отдыхать, не то бодрствовать…
— Да нет, — говорил Толя, — это специально так… Он как бы отдыхает, — и в то же время он — в тонусе…
— Ну, не знаю…
А Володя уже никак не реагировал».
A. Федотов: «Я его наколол седуксеном. Он был в отрубе. Я дал ему поспать. Я еще говорю:
— Да его хоть сейчас бери и уноси…
Я ему абстинентный синдром снял».
B. Янклович: «Приехали врачи из Склифа — Сульповар и Щербаков, Федотов был там… Состоялся этот длинный-длинный разговор…»
Оксана: «А вечером приехали врачи… Мы устроили такой консилиум: сейчас увозить Володю в больницу или не сейчас. Решили, что не сейчас, надо подождать два дня…»
Л. Сульповар: «Валера сказал, что Володя совсем плохой… Что дальше это невозможно терпеть и надо что-то делать… Ну, мы и поехали туда. Вместе со мной был Стас Щербаков, он тоже работал в реанимации и хорошо знал Володю. Мы приехали, состояние Володи было ужасным!»
C.Щербаков: «Ну, а наша последняя встреча, если ее можно так назвать, — вечером 23 июля. Почему мы его не взяли тогда?.. Ведь дело дошло чуть ли не до драки…
К нам в реанимацию приехал Валера Янклович (вместе с Федотовым. — В. П.) и попросил дозу хлоралгидрата. Это такой седативный — успокаивающий, расслабляющий препарат, и довольно токсичный. Дежурили мы с Леней Сульповаром, и когда узнали, в каких дозах и в каких смесях хлоралгидрат будет применяться, мы с Леней стали на дыбы! Решили сами поехать на Малую Грузинскую. Реанимобиль был на вызове, мы сели в такси.
Приезжаем, открывает дверь какая-то девушка. В нестандартном большом холле горит одна лампочка— полумрак. На диване под одеялом лежит человек и вроде слегка похрапывает. Я прохожу первым, смотрю: человек в очках… Понимаю, что не Высоцкий. Это был Федотов — тогда я в первый раз с ним столкнулся. Спрашиваю:
— А где Высоцкий?
— Там, в спальне.
Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфиксии — Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежит практически без рефлексов… У него уже заваливается язык! То есть он сам может себя задушить. Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Мы с Леней анестезиологи — но и реаниматоры тоже, — видим, что дело очень плохо. Но ведь и Федотов — реаниматолог-профессионал! Я даже не знаю, как это назвать — это не просто халатность или безграмотность!.. Да если у меня в зале лежит больной, и я знаю, что он умрет, — ну нечего ловить! Но когда я слышу храп запавшего языка, я спокойно сидеть не могу.
Высоцкий жил и творил во времена, которые "нуждались" в голосе, сорванном отчаяньем, — он реабилитировал крик в русской поэзии. Это был выброс особой энергии, которая проникала в мысли и чувства людей, попадала им "не в уши, а в души".Болезнь нашего времени — невостребованность вечных истин, тех самых жизнестроительных истин, по которым и "делали жизнь". И Высоцкий — может быть, только и именно Высоцкий — заполняет эту нишу. Он самый издаваемый и самый цитируемый поэт конца XX — начала XXI века. И что еще важнее — его продолжают слушать и петь.
Французы говорят: за каждым великим человеком стоит великая женщина. Для Владимира Высоцкого такой женщиной стала французская киноактриса Марина Влади.В их совместной жизни были и сказка, и легенда, и тайна. Но было и обыкновенное, человеческое: проблемы, трудности. Книга эта — прикосновение к тайне их отношений, к сложному внутреннему миру двух незаурядных личностей. Словом, как писал Владимир Высоцкий:Пусть в нашем прошлом будутрыться после люди странные,И пусть сочтут они,что стоит все его приданое, —Давно назначена ценаИ за обоих внесена —Одна любовь, любовь одна.
Новая книга известного журналиста — логическое продолжение его предыдущих книг о Владимире Высоцком («Правда смертного часа», «Неизвестный Высоцкий» и др.). Она состоит из двух частей. Первая — «Возвращение на Большой Каретный» — воспоминания современников о детстве и юности будущего поэта и актера. Вторая — «Возвращение на Беговую» — свидетельства близких людей и его второй жены, актрисы Людмилы Абрамовой, матери его сыновей, об истории их отношений, о столкновении двух непростых характеров.
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.