Правда смертного часа. Посмертная судьба - [54]

Шрифт
Интервал

Хвалился, что сделал две песни для картины, которую снимает Гена Полока, а потом вдруг сказал:

— Я откажусь у него сниматься.

— С чего?

— Не нужно мне.

— Не отказывайся. У Полоки тяжелое положение — недавно умерла мать…

— Я знаю.

— Он давно не снимал, ему обязательно надо выкарабкаться, а ты его отказом — топишь.

Он помрачнел, сказал:

— Да? Ладно, посмотрим.

Так мы пили чай на кухне, болтали. Он был тих, улыбался, все потирал правую сторону груди, как бы массировал, а потом стал нетерпеливо поглядывать на дверь.

— Ну, я пойду наверх, — наконец поднялся он, — вечером спектакль, а сейчас — туда… Пойдешь?

Я отказался. (В. В. поднялся к Нисанову. — В. П.)

— Ладно, — он не настаивал. — В общем, как договорились. Я возвращаюсь из Парижа, ты — из Одессы. Звони — расскажешь, что и как…»

Это последний разговор, подробно записанный И. Шевцовым — по свежей памяти, сразу после смерти Высоцкого — в августе 80-го.

Из этого разговора следует, что Высоцкий и Любимов обсуждали планы на следующий год. Юрий Петрович позже говорил, что В. В. должен был играть Годунова… Так что решение на полгода или на год уехать в США было не окончательным…

Г. П. Падва: «Я был у Высоцкого днем, перед последним спектаклем… Может быть, в двенадцать, может быть, в час дня… Хорошо помню, как это было… Мы должны были обговорить один вопрос, я приехал. И застал Володю в очень тяжелом состоянии… Я уехал, мы с Валерой Янкловичем перезванивались:

— Я не знаю, сможет ли он сегодня играть… Ладно, приезжай в театр».

«Обговорить один вопрос…» — обсудить: нужно ли подавать кассацию на решение ижевского суда о выплате денег, полученных Высоцким за концерты, которые не состоялись… Неизвестно, успел ли В. В. сам заплатить эти деньги…

В. Янклович: «Володя приехал в театр, ему было плохо… Он же перед началом «Гамлета» сидит на сцене… А тут ушел со сцены и прибежал ко мне в кабинет:

— Федотов не приехал?..

Я вызвал Годяева, он приехал. У него наркотика не было, Игорь решил обмануть Володю — сделать ему витамины…»

Г. Падва: «Вечером я приехал в театр и был совершенно потрясен — эта сцена у меня до сих пор перед глазами, — когда увидел Володю. Собранный, подтянутый он спускался по лестнице, которая около буфета… А всего несколько часов тому назад… Володя немного смутился, потому что мы были не настолько близки…

— Генрих, ты понимаешь, у меня было такое состояние…

— Да ерунда…

Но мы так и не поговорили…»

В. Янклович: «Высоцкий уже на сцене… Но подошел к кулисе, и Игорь сделал ему укол. Витамины… На пять минут ему стало легче, а потом — еще хуже».

А. Демидова: «Он очень плохо себя чувствовал. У него было предынфарктное состояние. В сцене «мышеловка» у него было какое-то время — он выбежал, хотя и должен был быть на сцене. Он выбежал за кулисы, там был врач, который сделал укол. Он вбежал абсолютно бледный, а потом, когда играл, становился красный, возбужденный, красные глаза…»

Л. Филатов: «Мы все время за кулисами готовились к выходу вдвоем, потому что много проходов всяких… Я говорю:

— Как, Володя?

— Ой, плохо! Ой, не могу…

И врачи были…»

Наталья Сайко: «Последний спектакль… Когда занавес развернулся и отгородил нас от зала, Володя сказал:

— Я так устал… Не могу больше, не могу!

— Володенька, миленький, потерпи, ну еще немножечко».

В. Янклович: «Наконец приехал Федотов. Володя еще раз убежал со сцены, Толя сделал укол… Он еле-еле доиграл… А если бы Толя не приехал? Все могло бы произойти…

Я уж не знаю, какой Федотов профессионал, но по-человечески — он ведь тащил Володю все последние годы».

A. Демидова: «Духота. Бедная публика! Мы-то время от времени выбегаем в театральный двор, а они там сидят тихо и напряженно. Впрочем, они в легких летних одеждах, а на нас — чистая шерсть, ручная работа, очень толстые свитера и платья. Все давно мокрое. На поклоны почти выползаем от усталости. Я пошутила:

«А слабо, ребятки, сыграть еще раз». Никто даже не улыбнулся, и только Володя вдруг остро посмотрел на меня: «Слабо, говоришь. А ну как — не слабо!» Понимая, что это всего лишь «слова, слова, слова…», но, зная Володин азарт, я, на всякий случай, отмежевываюсь: «Нет уж, Володечка, успеем сыграть в следующий раз — 27-го…

И не успели…»

Н. Тамразов: «Владимир Сидорович Лотов был на последнем «Гамлете», он сказал мне:

— Володя был со стеклянными глазами».

Жена Владимира Сидоровича подошла к сцене, подала цветы. Володя цветы взял, совершенно не понимая— от кого, хотя они были хорошо знакомы. Она рассказывала:

«На сцене стоял совершенно невменяемый человек. Я же подошла, подала цветы. Володя взял… Я стою с идиотской улыбкой, жду, что он как-то отреагирует… Совершенно никакой реакции».

B. Нисанов: «На последнем «Гамлете» Володе было плохо — вызывали «скорую». Я на спектакле не был, но ждал его дома, — мы договорились… И из театра все поехали ко мне».

В. Янклович: «Когда Володя приехал домой после «Гамлета», то сказал:

— Да что ж это такое? Почему они со мной не здороваются?! Я сказал: «Здравствуйте!», а они не ответили…

Мы ждали, что хоть кто-нибудь из театра приедет к нему в эти дни…»

Всеволод Абдулов в это время на гастролях в Днепропетровске. Но 18 июля он прилетает ненадолго в Москву: «Вечером я приезжаю, Володя возвращается из театра. И мы поднимаемся к Нисанову. Володя очень плохо себя чувствует, поэтому обстановка тяжелая… Там находятся — Валера Янклович, Володя Шехтман, Валера Нисанов…


Еще от автора Валерий Кузьмич Перевозчиков
Владимир Высоцкий. Только самые близкие

Высоцкий жил и творил во времена, которые "нуждались" в голосе, сорванном отчаяньем, — он реабилитировал крик в русской поэзии. Это был выброс особой энергии, которая проникала в мысли и чувства людей, попадала им "не в уши, а в души".Болезнь нашего времени — невостребованность вечных истин, тех самых жизнестроительных истин, по которым и "делали жизнь". И Высоцкий — может быть, только и именно Высоцкий — заполняет эту нишу. Он самый издаваемый и самый цитируемый поэт конца XX — начала XXI века. И что еще важнее — его продолжают слушать и петь.


Ну здравствуй, это я!

Французы говорят: за каждым великим человеком стоит великая женщина. Для Владимира Высоцкого такой женщиной стала французская киноактриса Марина Влади.В их совместной жизни были и сказка, и легенда, и тайна. Но было и обыкновенное, человеческое: проблемы, трудности. Книга эта — прикосновение к тайне их отношений, к сложному внутреннему миру двух незаурядных личностей. Словом, как писал Владимир Высоцкий:Пусть в нашем прошлом будутрыться после люди странные,И пусть сочтут они,что стоит все его приданое, —Давно назначена ценаИ за обоих внесена —Одна любовь, любовь одна.


Возвращение к Высоцкому

Новая книга известного журналиста — логическое продолжение его предыдущих книг о Владимире Высоцком («Правда смертного часа», «Неизвестный Высоцкий» и др.). Она состоит из двух частей. Первая — «Возвращение на Большой Каретный» — воспоминания современников о детстве и юности будущего поэта и актера. Вторая — «Возвращение на Беговую» — свидетельства близких людей и его второй жены, актрисы Людмилы Абрамовой, матери его сыновей, об истории их отношений, о столкновении двух непростых характеров.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.