Правда о Мелоди Браун - [97]

– Ох, надо же… – Мелоди помедлила мгновение, ожидая в связи с этим каких-то эмоций, однако так ничего и не испытала. – А что с ним случилось?

– Болезнь Альцгеймера. И вдобавок инсульт. Для него это было лишь облегчение. На самом деле облегчение. Последние несколько лет были для него очень трудными. Действительно, очень трудными. Но все же без него жизнь как-то… опустела. Без него, знаешь, одиноко.

Мелоди кивнула. Она исполнилась сожаления к этой женщине, совершенно искреннего сожаления. Но та сама навлекла на себя это одиночество. Глория жила ложью, полный масштаб которой был пока Мелоди неизвестен, – но это все равно несомненно была ложь. Ясно, что умышленно Клайв и Глория Браун не подчищали в ней воспоминания о той жизни, что была у Мелоди до встречи с ними, – однако они определенно не сделали ничего, чтобы помочь ей разблокировать память.

– А что с твоими волосами? – спросила она сухо, едва ли не со злостью.

– Ах да, мои волосы, – Глория сокрушенно потрогала свой парик, – они и так-то были всегда слабыми. А потом, – тяжко вздохнула она, – когда твоего отца не стало, они как будто окончательно сдались. Почти как я, на самом деле. – Она улыбнулась, жалкой, слезливой улыбкой. – Не очень-то приятно ходить лысой, знаешь ли, особенно когда ты дама. Совсем это не красиво… – Но тут же, вырвав себя из этой тоскливой задумчивости, Глория снова улыбнулась: – Ну, а ты как, Мелоди? Как у тебя все сложилось? Еще детей не завела?

– Нет, детей у меня больше не было. Эда мне было вполне достаточно. И к тому же я так и не встретила такого мужчину, от которого хотела бы иметь детей.

– Ой, как это грустно. А что, отец Эда…

– Тифф никогда не был Эду отцом. Он даже не явился его повидать, когда Эд родился, и последнее, что я о нем слышала – что он вернулся к себе в Ирландию, в Корк, и работает на свиноферме.

– То есть вы жили лишь вдвоем с Эдом, так, что ли? Все эти годы?..

– Да, вдвоем.

– И ты была счастлива?

– В общем, да – насколько может чувствовать себя счастливым человек, когда его жизнь похожа больше на… на какой-то мираж.

– На мираж?.. – рассеянно повторила женщина.

Мелоди в упор посмотрела на Глорию Браун, которая в замешательстве моргала, глядя на нее, словно не имела ни малейшего представления, о чем толкует ее гостья.

– Ой, брось! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! – резко выпалила она.

– Да нет, я вряд ли это понимаю…

– Послушай, я приехала сюда не для того, чтобы просто поболтать. Я приехала получить ответы на кое-какие вопросы. Я знаю, что было на самом деле. Я уже знаю, что вы ненастоящие мои родители, и сейчас я просто хочу узнать правду. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что именно произошло после смерти моей матери. Что произошло между тем днем, когда тетя Сьюзи привезла меня в ваш дом, и той ночью, когда я очнулась на траве возле нашего горящего дома?

В маленькой гостиной снова повисло молчание. Лишь тихонько тикали ко всему безразличные часы. Наконец мать глубоко вздохнула. И принялась рассказывать.

– 51 –

1981 год

Мужчина с черными волосами и в очках с металлической оправой очень походил на мистера Спока из «Стартрека». Уши у него имели странную, почти цветочную форму. Он тепло улыбнулся Мелоди и вздохнул.

– Итак, Мелоди, меня зовут доктор Радивски, я врач, занимающийся детскими головами.

Девочка посмотрела на него, размышляя, что произойдет, если она сейчас откроет рот и хорошенько рыгнет. При этой мысли Мелоди невольно улыбнулась, и доктора это, похоже, изрядно зацепило.

– Да, понимаю, это звучит забавно, но, разумеется, я говорю сейчас не об этой части твоей головы, – постучал он костяшками пальцев себе по темени, – а вот об этой, – указал он туда же пальцем. – О том, что внутри твоей головы. О твоем сознании, о твоих мыслях. О том, что побуждает тебя действовать. Ты знаешь, почему здесь оказалась?

Мелоди продолжала молча его разглядывать. У доктора был очень блестящий нос, а ресницы сквозь увеличивающие линзы очков казались невероятно густыми.

– Ты здесь потому, – продолжал он, – что твои приемные родители очень за тебя беспокоятся. Ты здесь потому, что уже почти три недели ни с кем не разговариваешь. Я понимаю, что до тебя дошли крайне огорчительные вести, и прекрасно знаю, что иногда, когда мы слышим нечто такое, что нас очень не радует, то нам кажется, что будет намного проще и безопаснее для себя просто уйти, – он крутанул ладонями по направлению к себе, – внутрь себя. Ты именно это сделала, Мелоди? Ты укрылась внутри?

«Внутри», – повторила про себя девочка. Слово это пришлось ей по душе. «Внутри» означало тепло и безопасность. «Внутри» означало для нее диван, телевизор и всякие вкусности. Ей очень нравилось находиться в этой внутренней комнатке. Она была очень мило украшена, кругом рядами стояли книги. И вообще, ей казалось, будто внутри ее собственной головы все маленькие закутки аккуратно и плотно заполнены разными интересными вещами.

В углу кабинета лежали кое-какие игрушки. Мелоди встала и прошла к ним через комнату: ей неожиданно захотелось узнать, что же там есть.

– А, ты заметила мой скромный арсенал игрушек! – сказал доктор и тоже поднялся. – Давай пойдем посмотрим вместе.