Правда о капиталистической демократии - [7]
Давайте посмотрим на вещи под другим углом зрения. В 1997 году было лишь две страны, в которых более половины населения выражали свою удовлетворённость функционированием демократии. Этот довольно-таки скромный показатель народной поддержки удалось достичь в Коста-Рике (68%) и Уругвае (64%). Однако в 2004 году ни в одной стране не было показателя поддержки, превышающего 50%: в Коста-Рике этот показатель опустился до 48%, а в Уругвае – до 45%. В Мексике при президенте Фоксе, когда левая интеллигенция лелеяла радужные мечты о том, что победа ПНД (Партии национального действия) откроет возможность для быстрой «смены режима», который принесёт с собой полноценную политическую демократию, только лишь 17% опрошенных разделяли такие же радужные ожидания в 2004 году. Чили при Лагосе в свою очередь является смущающим парадоксом для конвенциональной теории демократии. Страна, которая считается моделью удачного демократического транзита, взятый за образец после также высоко оцененного испанского пост-франкистского транзита, обнаруживает большую долю неблагодарных граждан, не убеждённых аплодисментами социологов и успокаивающими заверениями, раздающимися от международных финансовых институтов. Таким образом, в 1997 году всего 37 % чилийцев выразили своё удовлетворение демократическим, рациональным и ответственным «лево-центристским» правительством периода Консертасьон 25 . После неожиданного снижения показателя до 23% в 2001 году, вызванного угрозой надвигающегося экономического спада, он поднялся до 40% в 2004 году, что является значительным увеличением. Тем не менее, эту цифру на вряд ли можно считать здоровой.
В Бразилии при президентстве Фернандо Э. Кардозо – главного латиноамериканского теоретика демократии, уровень поддержки демократии среди граждан колебался в диапазоне 20-27% на протяжении его двух президентских сроков, чем на вряд ли можно гордится.
После двух лет правления Лулы процент удовлетворённых граждан оставался стабильным на уровне примерно 28%. В Аргентине в 1998 году, когда опьяняющий туман так называемого «экономического чуда» (провозглашённого на весь мир тогдашним директором МВФ Мишелем Камдессю) всё ещё мешал обычным людям увидеть надвигающуюся катастрофу, уровень поддержки демократии достигнул рекордных 49%. К 2001 году, когда кризису уже было три года, а худшее ещё было впереди, этот показатель упал до 20%, а в 2002 добрался рекордного минимума 8% после конфискации текущих счетов и депозитов граждан и массовых уличных демонстраций, которые заставили подать в отставку «левоцентристское» правительство де ла Руа. Если учесть разочарование деятельностью латиноамериканских демократических правительств, неудивительно, что поддержка идеи демократического правления, если сравнивать её с удовлетворённостью его конкретным функционированием, также снизилась в период между 1997 и 2004 годам. Тогда как в 1997 году 62% утверждали, что демократии следует отдать предпочтение перед любым другим политическим режимом, к 2004 году эта цифра снизилась до 53%. А в ответ на другой вопрос, не меньше 55% опрошенных сказали, что они готовы принять недемократическое правительство, если оно окажется способным разрешить экономические проблемы, отрицательно влияющие на страну.
В этих рамках спадающей демократической легитимности, вызванной удручающей эффективностью якобы демократических правительств, следует указать на выдающееся исключение: Венесуэлу, где поддержка демократического режима выросла с 64 до 74% в период с 1997 и 2004 годами. Что касается поддержки демократического режима, эта страна лидирует среди всех стран Латинской Америки, тем самым представляя собой другой удручающий парадокс для конвенциональных теоретиков демократизации: каким образом Венесуэла постоянно выделяемая из числа других стран Вашингтоном за предполагаемую слабость демократических институтов, нелегитимный характер правительства Чавеса и другие подобные недочёты, показывает самый высокий уровень поддержки демократии в регионе?
Мы попытаемся ответить на этот вопрос ниже. Но если подводить итоги, совершенно ясно, что крушение иллюзий демократии, которое наблюдается во всём регионе, невозможно отнести к отличительной авторитарной особенности общества, которым нравятся каудильизм и личный деспотизм разных сортов. Это рациональный ответ на политическим режим, который в историческом опыте Латинской Америки, ясно доказал, что его больше интересует благосостояние богатых и влиятельных, а не судьба бедных и угнетённых. Когда у тех же людей спросили, удовлетворены ли они функционированием рыночной экономики, только лишь 19% ответили утвердительно, и ни в одной стране региона рыночная экономика не была поддержана большинством населения.
Очень малое число латиноамериканских правительств, конечно, интересуются причинами этого, не говоря уже о их желании инициировать публичное обсуждение этого вопроса. Подобным образом они не заинтересованы в объявлении референдума по вопросу того, нужно ли сохранять такой непопулярный экономический режим в противовес мнению подавляющего большинства тех, кто, как считается, является сувереном демократического государства. Такое решение было бы единственным демократическим, но наши «демократические» правительства и не думают о том, чтобы поощрять такие опасные инициативы.
Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.
Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.
«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.
Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».