Правда истории. Гибель царской семьи - [59]

«Протокол.

1918 года, мая 2-го дня, я Александр Густавович Слефогт, русский подданный, гражданин г. Петрограда, живу в г. Екатеринбурге полтора месяца, по Щепной площади, здание Епархиального училища, холост, 30 лет. Слушатель Военной академии. Сегодня я явился в Чрезвычайную комиссию для того, чтобы попросить пропуск для получения свидания с бывшей Императрицей Александрой Федоровной, которая была сестрой милосердия в Царскосельском госпитале № 3 и ухаживала за мной, когда я лежал там с августа 1915 года по август 1916 года на излечении. Целью моего предполагаемого посещения бывшей Императрицы было исключительно принесение поздравления с праздником в Первый день Пасхи.

Ни в какую переписку с бывшей Императрицей я не входил и входить не намерен.

Протокол мне прочитан, добавить более ничего не могу.

Александр Густавович Слефогт»²².

Протокол заставили писать самого же допрашиваемого, и он, не кривя душой, об А. Ф. Романовой пишет почтительно, с большой буквы обозначает утраченный ею титул Императрицы. Судьба Слефогта неизвестна. В. П. Матвеев отмечал, что тогда он был заключен под стражу. В лучшем случае бывший офицер получил от ЧК жесткое предупреждение и был отпущен. Так что ни о каком участии Великих Князей в тайных собраниях, да еще с обсуждением вопроса об освобождении Царской Семьи, не могло быть и речи.

В оценке этого дела, действий слушателей и преподавательского состава Академии можно положиться на воспоминания ее профессора генерала М. А. Иностранцева. Вот некоторые извлечения из них: «...многие... после освобождения Академии от большевиков... выбросили по ее адресу несправедливые и незаслуженные обвинения в том, что она, состоя из многих десятков военных людей и находясь в одном городе с заключенными царскими узниками, не только не пыталась освободить их от рук злодеев, но не помешала их варварскому убиению...

Действительно, личный состав служащих и слушателей (конечно, лишь старшего класса, т.к. о красных слушателях едва ли можно говорить) составлял несколько десятков человек, приблизительно около 70-80. Но, во-первых, все мы были обезоружены, т.к. скрытого Андогским оружия могло хватить лишь на 25-30 человек. Следовательно, мы были с голыми руками. Но даже если бы состав Академии и был вооружен, то едва ли бы он мог от большевиков Царскую семью освободить, т.к. гарнизон Екатеринбурга составляло несколько тысяч красноармейцев, которых, несомненно, поддерживали бы еще несколько тысяч рабочих Верхне-Исетского завода и железнодорожных.

Саму охрану дома Ипатьева составляла едва ли не целая рота чрезвычайки и, притом вооруженная, как говорится, «до зубов» и, следовательно, Академия не имела сил справиться даже с одной этой охраной»²³.

Это писал человек, знающий дела в Академии наилучшим образом. Сходные данные мы находим в воспоминаниях британского консула в Екатеринбурге Т. Г. Престона: «Мы часами обсуждали способы спасения царской семьи. При наличии десятитысячного гарнизона, состоявшего из красноармейцев, в условиях, когда красные шпики прятались за каждым углом, в каждом доме, предпринять попытку спасти Императора и его близких было бы безумием, чреватым самыми ужасными последствиями для самой семьи... Никаких организованных действий, направленных на спасение императорской семьи из Екатеринбургского плена, предпринято не было»²⁴.

Облчека определенно знала, что серьезной угрозы захвата дома Ипатьева, вообще достаточно сильной организации у противников, в Академии Генштаба, не было. Один из руководителей облчека И. И. Родзинский впоследствии отмечал: «Надо сказать, что никакого похищения не готовилось, видимо, соответствующие круги были бы очень рады, если бы эти оказались среди них. Но, видимо, занимались другим, не столько теми поисками царской фамилии, сколько организацией контрреволюции»²⁵. Облчека предпринимала усилия к созданию впечатления о существовании такого заговора, подведения под сфабрикованные письма от «офицера» чего-то похожего на реально существующую и действующую подпольную организацию, готовящую освобождение Царской Семьи. Э. С. Радзинский привел материал, свидетельствующий о попытках чекистов Москвы найти и арестовать театрального критика С. Потресова, публиковавшегося под псевдонимом С. Яблоновского, только проездом, с лекцией, посетившего Екатеринбург и обвиненного местной ЧК после его отъезда в участии в заговоре с целью освобождения Николая II. В действительности Потресов ни в каком заговоре не участвовал: типичный пример работы ЧК!²⁶

Из-за сильной охраны ДОНа, наличия у караула нескольких пулеметов, разветвленной сигнализации попытка нападения на него, взламывание двух заборов, дверей или зарешеченных окон привели бы к немедленному уничтожению внутренней охраной всех узников. Нападение незамедлительно было бы использовано в качестве повода для убийства Романовых и его оправдания. И это следовало учитывать. Совершенно несостоятельными являются утверждения, будто бойцы охраны не были обучены военному делу, не умели стрелять и т.д. Подавляющее большинство из них участвовало в составе красногвардейских отрядов в борьбе с казаками атамана А. И. Дутова или с чехословаками, а некоторые в составе Русской армии воевали на фронтах мировой войны. При формировании подразделений внешней и внутренней охраны учитывались не только принадлежность к партии большевиков или проверенная преданность ей, но и боевой опыт и владение оружием. В случае освобождения Романовых увоз их из города был бы невозможен: прифронтовой город, в котором размещались ревсовет, штаб и управление фронта (армии), имел большой гарнизон. Недалеко помещалась облчека с находящейся при ней сильной командой. Совсем рядом, в одном из зданий Общественного собрания, размещались подразделения батальона (дружины) обкома РКП(б). Наконец, Академия, ее слушатели все время находились под бдительным наблюдением ЧК. Поэтому вряд ли можно воспринимать всерьез заявления типа: «Между тем 38 опытных офицеров гвардии могло вполне хватить, чтобы справиться с охраной ДОНа: все ее смены, вместе взятые, насчитывали 75 человек, которых стрелять научили в процессе прохождения караульной службы в тюрьме»