Правда истории. Гибель царской семьи - [30]

Автор данных строк, изучая положение на Урале и в Сибири в тылу белых, историю большевистского подполья, получил возможность пролить дополнительный свет на эту важную сторону проблемы, действительные мотивы перехода К. А. Мячина к «учредиловцам». Прежде всего следует поставить под сомнение уверения Мячина о том, что он оказался не в состоянии установить связь с большевистским подпольем и в Уфе, и в Симском горном округе (Симском и Миньярском заводах) якобы из-за отсутствия там такового, его конспиративности или провалов. Во всех указанных пунктах рано сложились подпольные группы и организации из оставленных, скрывающихся там и засылавшихся из-за линии фронта коммунистов. В начале осени 1918 г. произошло объединение их в единые конспиративные организации во главе с комитетами. Уфимский комитет, игравший роль губернского центра, возглавляли хорошо известные Мячину работники: Ф. И. и М. П. Локацковы*, в прошлом его сподвижники, и Ф. И. Карклин. Один из Локацковых приехал в Уфу из района Миньяра, другой — из Сибири, и оба без особого труда установили связь с местными подпольщиками. То же можно сказать о руководителях организаций в Симском округе. Отдельные звенья организаций периодически белыми властями раскрывались, производились аресты, но в целом они и их комитеты продолжали функционировать. Опытнейший подпольщик, лично знавший десятки местных коммунистов, сам лично известный многим из них, Мячин при желании даже без явок вполне мог установить связь. Представляется невероятным, что он мог выехать в тыл противника, не взяв несколько явок, которыми эвакуировавшиеся Уфимский губком РКП(б), губревком и губчека располагали. Почти одновременно с ним в Уфу была направлена коммунистка С. С. Гончарская, которая успешно выполнила задание, пользуясь полученными явками. Неточны сведения о якобы произведенном белыми захвате в Симском округе всего оружия. (По указанию Мячина-Яковлева в бытность его командармом туда было отправлено 2 вагона с оружием и боеприпасами и спрятано в горах.) То же следует сказать и о будто бы полном провале там организации. Основная часть оружия, включая 2 артиллерийских орудия, сотни винтовок, была сохранена, а впоследствии использована партизанами⁹⁴.

К. А. Мячин в Симский округ не выезжал, попыток связаться с подпольными организациями вообще не предпринимал. Он самоизолировался, выезжая лишь в села для закупки меда, что можно было расценить и как услугу будущему тестю-медопромышленнику И. П. Алексееву, и как ознакомление с положением крестьянских масс, их настроением, отношением к красным и белым властям. О пребывании Мячина в Уфе и его самоизоляции, контактах с меньшевиком-офицером В. И. Алексеевым стало известно большевистско-подпольному активу. Это скоро вызвало у последнего подозрения. Из-за линии фронта к нему работников также не направляют. И у губернских органов Мячин также оказался на подозрении. В. М. Алекса кии, один из тех, кто санкционировал переход К. А. Мячина в тыл белых в Сарапуле, по прибытии в Уфу отказался встретиться с ним, считая его действия предательскими⁹⁵.

Одним словом, при желании Мячин, вне всякого сомнения, мог связаться с подпольем, включиться в его работу и летом, и осенью 1918 г., больше того — помочь его активизации. Имей он задание по внедрению в систему власти белых, в ситуации задержаний, допросов, явно вырисовывавшейся угрозы ареста и расстрела, провала своего плана он еще мог скрыться, прибегнуть к помощи подпольщиков. У автора сложился вполне определенный вывод: Мячин тогда на деле порвал с большевизмом и, перейдя на сторону власти белых, намеревался, если удастся, сыграть в ее системе какую-либо роль, и не в пользу большевиков. Надо полагать, что одной из причин политической переориентации послужило попрание большевиками революционно-демократических принципов, народных интересов, что вызвало предпочтение и воспринятие Мячиным уже умеренных социалистических идей эсеров и меньшевиков. Но важную, если не определяющую, роль могли сыграть в этом личностные качества Мячина и то положение, в котором он оказался летом 1918 г. Его сподвижники, близко знавшие его люди отмечали его незаурядные способности, смелость, решительность, но и обостренное чувство самолюбия, стремление быть на виду, склонность к авантюризму. При всем этом Мячин, сыграв видную роль в Октябрьском большевистском перевороте, заняв даже ведущее положение в формирующейся ВЧК, в центральных партийно-советских органах «не прижился». Назначенный на пост областного военного комиссара, выехал на Урал, но вынужден был довольствоваться сравнительно скромной ролью в Уфимской губернии. Особенно много претерпел Мячин из-за плохих и все ухудшающихся отношений с уральским руководством, особенно Ш. И. Голощекиным, личным другом Я. М. Свердлова, действовавшим экстремистски. Он-то и занял пост облвоенкома и не пожелал уступить его посланцу из центра. В бытность чрезвычайным комиссаром по переводу Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург, Мячин подвергся настоящей травле со стороны областного руководства. Уральские лидеры приложили руку к дискредитации и смещению Мячина с поста командующего фронтом. Будучи смещенным с должностей командующего, затем комиссара 2-й армии, на которых он проявил себя, как и ряд его преемников, не лучшим образом, в июле он оказался просто-напросто не у дел. Надо полагать, положение было для Мячина нестерпимым и унизительным. И все это происходило с ним на фоне летних неудач красных на фронтах, подчиненных, унизительных для патриота отношений большевистского руководства с германским правительством, нежелания объединиться с умеренными революционно-социалистическими силами страны, антинародных действий, попрания собственных лозунгов и клятвенных обещаний перед Октябрем.