Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века - [9]

Самым большим достижением в этой области, несомненно, была отмена рабства Якобинской конвенцией от 2 февраля 1794 года. Жирондисты выступили против такого шага, ведь многие из них были обязаны своим состоянием работорговле. Высшая буржуазия считала рабов законной формой существования собственности, которую нельзя трогать. При Робеспьере Франция стала первой страной, упразднившей этот институт, который за сотни лет унес миллионы жизней.

В своей умеренной фазе революция превратила французов из подданных в граждан; в своей радикальной фазе она трансформировала рабов в свободных людей. Разве это не означало огромный шаг вперед в деле демократии и освобождение народа? «Историческое событие освобождения для человечества», — вот как Синтия Стоукс Браун описывает в своей книге «Большая история. От Большого Взрыва до сегодняшнего дня» упразднение рабства в Англии, Соединенных Штатах и других странах. Но она делает это, не упоминая Робеспьера и Французскую революцию. Большая часть других историков общепринятой концепции уделяют им мало внимания или вообще не обращают внимания на это великое достижение Французской революции в ее самой радикальной фазе, когда Робеспьер был бесспорным лидером и самой значительной фигурой. Но зато на него сразу же указывают пальцем с написанным жирным шрифтом J’accuse! («Я обвиняю»!), когда речь заходит о политике революционного террора, чьим ужасным инструментом и символом была гильотина.

Вина за это обычно возлагается на якобинскую идеологию и/или на так называемую «врожденную кровожадность, заложенную в этом сброде», благодаря которому якобинцы захватили власть и под чью дудку Робеспьер и его соратники якобы должны были плясать. Мы еще вернемся к этому вопросу.

Углубляя революцию и тем самым предпринимая дальнейшие шаги Франции навстречу демократии, Робеспьер и его соратники вызвали глубокую ненависть не только контрреволюционеров внутри страны и за рубежом, но и революционеров из рядов высшей буржуазии. Они чувствовали, что с помощью формулы парламентской монархии, закрепленной в Конституции начиная с 1791 года, были достигнуты цели 1789 года и революционный процесс зашел уже достаточно далеко. По мнению высших слоев буржуазии, французы обрели достаточную свободу в 1791 году, и теперь их свободе угрожало государственное вмешательство в хозяйственную жизнь, которого требовала чернь, и которое были готовы ввести якобинцы. Кроме того, высшие слои буржуазии радовались тому, что на них больше не смотрят свысока дворяне, но они не хотели становиться равными с санкюлотами и другими плебеями, которых они презирали и в отношении которых они совсем не ощущали никакой солидарности. Они хотели придерживаться равенства для всех только по закону, формально, но не были готовы сделать ничего, чтобы воплотить в жизнь идеал социального равенства.

Так что понятно, что вовсе не контрреволюционеры свергли Робеспьера в июле 1794 года, — в месяце термидоре по революционному календарю — а те буржуазные элементы, которые хотели возвращения, но не к старому режиму, существовавшему до 1789 года, а к тому, что было раньше, к умеренной революции 1791 года. Хотя в то же время они сами хотели сохранить республику, ибо с королями ни один революционер не хотел иметь ничего общего. «Термидорианская реакция» породила республику, скроенную по выкройкам высшей буржуазии. Право голоса было оставлено для тех граждан, которые владели относительно большой собственностью. И во имя «laisser fair» («пусть все идет своим ходом») они упорно отказывались принимать меры ради блага простого человека, хотя жизнь «плебеев» в больших городах становилась все тяжелее. Поэтому санкюлоты снова взбунтовались, и была угроза возможного повторения якобинского пожара.

В то же время падение Робеспьера и якобинцев вдохновило всякого рода контрреволюционные антиреспу-бликанские силы, и отныне они сражались открыто и агрессивно, по крайней мере, за конституционную монархию или, предпочтительно, за реставрацию старого режима.

Так что термидорианцам пришлось лавировать между якобинцами и контрреволюционерами. В этих тяжелых обстоятельствах в 1795 году возникла крайне недемократичная система правления, известная как «Директория». Когда и эта формула не устояла перед двойной угрозой, попытки создать видимость того, что революционная демократия существует, прекратились. Через государственный переворот в ноябре — месяце «брюмере» по революционному календарю — 1799 года была установлена военная диктатура во главе с Наполеоном Бонапартом, популярным генералом, от которого по праву ожидали, что он возьмет власть на себя для блага высшей буржуазии. Чтобы создать иллюзию, что начался новый режим в соответствии с республиканскими традициями Древнего Рима, Бонапарт получил титул первого консула в 1804 году, но в 1804 году он сам прекратил этот фарс и, в конце концов, был коронован и стал императором.

С государственным переворотом брюмера французская добрая буржуазия перепоручила политическую власть Бонапарту, чтобы не отдать ее в руки роялистов или якобинцев. Официально Наполеон стал единоличным правителем Франции, но на самом деле он был на службе у крупных «деловых людей» и прежде всего банкиров из высшей буржуазии. В области финансов не только он, но и все французское государство было поставлено в зависимость от частных лиц — от учреждения, которое было и остается собственностью самой могущественной элиты страны, даже несмотря на то, что этот факт завуалирован с помощью названия, которое создавало впечатление, что это государственное учреждение — Банк де Франс. Именно эти банкиры и предоставили под высокие проценты те деньги, которые были нужны корсиканцу, чтобы править Францией, чтобы вооружаться и вести войну — и чтобы с большой помпой играть императора. Поэтому он правил с учетом интересов собственников земельных участков и других капиталов. Свое уважение к частной собственности — краеугольному камню либеральной идеологии — Наполеон продемонстрировал впечатляющими усилиями по продвижению интересов буржуазии: в 1802 году он восстановил рабство, отмененное Робеспьером. Он послал армию в Сен-Доминго, чтобы бороться с мятежными рабами, но эта экспедиция провалилась, так что в 1804 году появилось первое в мире свободное государство бывших рабов — Гаити.