Правда и ложь истории. Мифы и тайные смыслы ХХ века - [8]

Главы христианских церквей, повсюду тесно связанные с абсолютистскими монархиями, поддерживали папское осуждение антиклерикальной Французской революции и его призыв начать европейский крестовый поход против нее. Эмигранты, многочисленные французские аристократы, те, кто бежал в Англию и в другие страны, поощряли идею международного вооруженного вмешательства с целью восстановления старого режима. То же делал тайно и король Людовик XVI собственной персоной. Это стало ясно после того, как провалилась его знаменитая попытка побега из Парижа, и из документов, которые были впоследствии обнаружены у него.

Когда в 1792 году разразилась война, в ряды парижских санкюлотов влились бесчисленные добровольцы со всей Франции, чтобы защищать Отечество и революцию. Вопреки всем ожиданиям, им удалось разгромить австрийскую армию, вторгшуюся во Францию. Именно в этом контексте появилась и стала французским национальным гимном воинственная «Марсельеза», которую пел батальон патриотов из Марселя. Но война всё тянулась, пришли тяжелые поражения, и с ними всё больше и больше тягот для простых людей. Новое вторжение в сочетании с контрреволюционными восстаниями в таких провинциях как Вандея, вызвали панику в Париже, La grande peur. Это усилило революционное давление внутри Парижа, что привело к драматическим и кровавым событиям, таким как штурм Королевского дворца, который не случайно рассматривался как воплощение контрреволюции, 10 августа 1792 года, и печально известная резня истинных и мнимых контрреволюционеров в парижских тюрьмах со 2 по 5 сентября того же года.

Революция становилась все более и более радикальной, а вместе с тем, во многих отношениях и более демократичной. В Законодательном собрании, которое пришло на смену Учредительному в сентябре 1791 года, народные представители были вынуждены идти на уступки парижскому сброду, которого они боялись и в котором они одновременно нуждались для борьбы с иностранными и отечественными контрреволюционерами.

Монархия была заменена демократической формой государства, а именно, Республикой, а короля судили за измену Родине и казнили. Само Законодательное собрание должно было уступить место Национальной Конвенции — совещанию избранных представителей, которые избирались теперь не на основе права голоса с применением имущественного ценза, а на основании почти всеобщего права голоса, хотя только для мужчин.

Однако по-прежнему продолжали избираться исключительно «добропорядочные» (то есть, зажиточные) граждане, ибо для парламентской деятельности у «маленького человека» не было ни времени, ни необходимого независимого дохода. Умеренные революционеры из верхушки буржуазии, из числа жирондистов, таким образом смогли остаться у власти еще на некоторое время, хотя они и потеряли престиж и популярность среди парижских плебеев. В отличие от их радикальных конкурентов, мелкобуржуазных якобинцев во главе с такими личностями, как Максимилиан Робеспьер. Якобинцы были противниками войны. На жирондистский аргумент о том, что французские войска за границей будут приветствовать как освободителей, Робеспьер ответил, что «никто не любит вооруженных миссионеров». Якобинцы считали, что нужно сосредоточиться на углублении революции в собственной стране вместо того, чтобы пытаться ее экспортировать. В отличие от жирондистов, они были готовы сотрудничать с санкюлотами в становящейся все более беспощадной борьбе с контрреволюцией, но также и в том, чтобы принимать новые радикальные революционные меры на благо народа, санкюлотов и плебеев.

Благодаря поддержке санкюлотов Робеспьер и самые радикальные якобинцы — известные как «монтаньяры», потому что занимали места на самых высоких рядах парламентских трибун — весной 1793 года пришли к власти. Робеспьер и его сподвижники в Комитете Общественного Здоровья, руководящем органе, который был учрежден Конвенцией в апреле 1793 года, приняли ряд радикальных мер, которые представляли собой значительный шаг вперед к демократии во Франции.

В интересах крестьян, например, были полностью упразднены феодальные права. При жирондистах крестьянам еще приходилось платить за это выкуп, что было не по карману большинству из них. С помощью ценового контроля якобинцы пытались сделать хлеб дешевле, что было особенно важно для парижских санкюлотов и городских плебеев в целом. Но такие меры противоречили принципы laisser fall («пустить на самотек», отдать на откуп рынка), к которым также были привержены и якобинцы, так что их реализация на практике была весьма неудовлетворительной.

Еще более важным было принятие новой Конституции. В «Конституции [республиканского] года I», или «Конституции 1793 года» в отличие от «либеральной» Конституции 1791 года, был сделан акцент гораздо больше на равенство (égalité), чем на свободу (liberté), даже несмотря на то, что, например, свобода печати и свобода вероисповедания (liberté de culte) специально признавалась в ней. Эта новая, более радикальная Конституция предусматривала всеобщее избирательное право для мужчин-французов, и даже некоторые социально-экономические права, такие как право на труд, на (государственное) образование и на общественную помощь нуждающимся. Полученное таким образом государство явно играло активную роль в социально-экономической жизни общества, вопреки либеральным принципам жирондистов и крупной буржуазии, в сущности, и мелкобуржуазных якобинцев, но это было именно то, чего жаждали санкюлоты. С другой стороны, Конституция также установила право на собственность и не отменила закон Ле Шапелье, что явно соответствовало интересам и отражало либеральные принципы, которые якобинцы разделяли с жирондистами. Якобинцы также оставались приверженными древнему патриархату, они не помышляли и не предпринимали ничего для эмансипации женщин, которые, например, по-прежнему не имели права голоса. Именно при правлении Робеспьера известная феминистка Олимп де Гуж была приговорена к смертной казни и гильотинирована, но не ясно, произошло ли это из-за ее феминизма или же из-за ее симпатии к жирондистам. Тем не менее, можно сказать, что дело демократии Французской революции, во время ее радикальной, «народной» и эгалитарной фазы, под покровительством Робеспьера достигло своего апогея в 1793–1794 гг.