Правда и кривда - [154]

Шрифт
Интервал

— Нам не грустно от нее, хоть она и самодеятельная, — нисколько не рассердился Марко.

— Ой гляди, как загрустишь, когда сюда заглянет следователь, — уничтожил взглядом Бессмертного.

— Пусть заглядывает, — и дальше улыбается Марко. — Может, он имеет более веселый нрав?

— Нрав следователей известный! Это же додуматься: долги на шее, а он добро с дымом пускает.

— И долгов уже нет на шее, — поправил Марко.

— Как нет? — настороженно, с недоверием спросил Кисель. — Куда же ты их успел девать? В воду бросил?

— Ну да, в быструю воду, чтобы не возвращались.

— А чем ты их ликвидировал? — подозрительно ощупывает взглядом Марка, нет ли здесь какого подвоха. — Чем?

— Луком, редиской и ранними огурцами. Может, поедем в село — посмотрите на квитанции? — почтительно сказал Марко, еще не зная, что ему дальше делать: рассердиться или расхохотаться.

— Вон как! — уже спокойнее говорит Кисель. — На луковом хвосте далеко не уедешь.

— Тоже так маракуем. Я рад, что мы думаем в разных местах, но сходимся на одном, — еще больше подчеркнул свой почет к Киселю.

— И на чем собираетесь выезжать?

— На коровьем хвосте. Но сперва надо чем-то ухватиться за него.

— Зубами, — буркнул Кисель.

Но Марко до конца решил не сцепляться с ним и коротко ответил:

— Попробуем.

— Что попробуем?

— Выполнить ваш совет.

— Какой ты сегодня добрый, хоть к ране прикладывай. С чего бы это оно?.. — вслух прикидывает Кисель, не глядя на Марка. — Ну, веди — показывай свое царство-государство. Что-то очень некоторые расхваливают его.

— Что же вам показывать? То, что сейчас под косу должно лечь?

— Как ты угадал?

— Характер ваш знаю.

— Слишком много знаешь ты. Жать, конечно, и не думал? — ел слова, и во взгляд Кисель поместил весь яд, какой имел.

— Думать — думал, но не начинал.

— А Иванишин уже косит, аж гай шумит, потому что он не так мудрствует, как некоторые умники.

— Ему легче, вот и косит, — помрачнели лицо и голос Марка.

— Чего же ему легче?

— Потому что он для сводок переводит зеленую озимь, а мы в сводки не спешим.

— Знаем эти «зеленые настроения», — поморщился Кисель, — а потом зерно начинает осыпаться на пне.

В долине рожь в самом деле была зеленой, и Кисель, насквозь прощупывая ее подозрительным взглядом, ничего не сказал. Но на холме он оживился. Хлебами продвинулся на вершину бугорка, вырвал колосок, двумя пальцами вылущил из него зерно и, не пробуя его, сказал:

— Вот здесь сейчас же мне, человече, и начинай выборочную косовицу.

Марко упрямо покачал головой:

— И не подумаю.

— Потому что не будет чем — голову за это сорвем! — Кисель обеими руками показал, как кто-то будет срывать голову Бессмертному.

— Тогда много останется безголовых, — уже злые искры затрепетали в глазах Марка, но Кисель не заметил их.

— Ты что, с государством шутишь? Сейчас же начинай косовицу. В зеленой голове всегда зеленые мозги, и они быстро могут пожелтеть.

И Марко не выдержал. Он пригнулся, словно перед прыжком, и, откусывая каждое слово, слепым гневом посмотрел на нехорошее, напыщенное лицо Киселя:

— Убирайся сейчас же с поля! Чего пришел сюда топтать хлеб и людей? Еще не натоптался? — он рукой полез в карман, и Кисель с ужасом вспомнил, как Бессмертный пистолетом учил Безбородько. Рой мыслей ворвался в его мозги и жалил их по всей площади. Ведь что стоит этому анархисту и теперь поднять оружие? Спесь сразу же слетела с его лица. Кисель, несмотря на свою тучность, выскочил из хлебов, крутнулся на дороге и здесь ощутил себя безопаснее.

— Ты с ума сошел? Ты знаешь, чем это пахнет? — заговорил почти шепотом, прислушиваясь к гудению в голове. — Ты знаешь, кого выгоняешь с поля?

Но Марко уже закусил удила.

— Знаю! Не работника, а перекати-поле, погонщика. Пахота наступает — погоняешь на пахоту, сев придет — погоняешь сеять, жатва наступала — погоняешь жать, потому что это надо для бумажки. Ей, бумажке, а не людям служишь. Вон с нашего поля!

Кисель оглянулся. К нему подъезжала машина, и на ней ничуть не печалился ни шофер, ни Иван Игнатович — наверное, и не увидели его поражения. Он впопыхах влез на сидение и уже оттуда кулаком погрозил Бессмертному.

— Анархист! Сегодня же сядешь в тюрьму. Пусть там тебя кормят бесплатным борщом.

— Троцкист! — бросил ему вдогонку Марко, еще и свистнул с доброго дива.

Кисель запыхался от гнева, даже темные дужки синяков под глазами изнутри затряслись злостью.

— Вы слышали? Он троцкистом меня обозвал! Дадите свои свидетельства! Он ответит…

— Неужели троцкистом? — флегматичное удивление прошло по округлому лицу Ивана Игнатовича. — Неужели он такое выпалил?

— Разве вы не слышали?

— Нет, такого не слышал.

— А ты, Владимир?

— Что-то он крикнул, а что — не разобрал. Кажется, на конце было «ист», а что впереди — не раскумекал, — невинными глазами взглянул шофер, а на его девичьих губах показалась скрытая лукавая усмешка.

— Или вы оглохли вместе?! — аж скрипнул зубами Кисель. — Да Марко такой искренний дурак, что и сам подтвердит своего троцкиста. Гони к следователю.

Вилис вылетел на дорогу, перекатился через мостик, и недалеко от трех прудов Кисель впереди себя увидел машину секретаря обкома, шедшую навстречу.


Еще от автора Михаил Афанасьевич Стельмах
Всадники. Кровь людская — не водица

В книгу вошли два произведения выдающихся украинских советских писателей Юрия Яновского (1902–1954) и Михайла Стельмаха (1912–1983). Роман «Всадники» посвящен событиям гражданской войны на Украине. В удостоенном Ленинской премии романе «Кровь людская — не водица» отражены сложные жизненные процессы украинской деревни в 20-е годы.


Гуси-лебеди летят

Автобиографическая повесть М. Стельмаха «Гуси-лебеди летят» изображает нелегкое детство мальчика Миши, у которого даже сапог не было, чтобы ходить на улицу. Но это не мешало ему чувствовать радость жизни, замечать красоту природы, быть хорошим и милосердным, уважать крестьянский труд. С большой любовью вспоминает писатель своих родных — отца-мать, деда, бабушку. Вспоминает и своих земляков — дядю Себастьяна, девушку Марьяну, девчушку Любу. Именно от них он получил первые уроки человечности, понимание прекрасного, способность к мечте, любовь к юмору и пронес их через всю жизнь.Произведение наполнено лиризмом, местами достигает поэтичного звучания.


Четыре брода

В романе «Четыре брода» показана украинская деревня в предвоенные годы, когда шел сложный и трудный процесс перестройки ее на социалистических началах. Потом в жизнь ворвется война, и будет она самым суровым испытанием для всего советского народа. И хотя еще бушует война, но видится ее неминуемый финал — братья-близнецы Гримичи, их отец Лаврин, Данило Бондаренко, Оксана, Сагайдак, весь народ, поднявшийся на священную борьбу с чужеземцами, сломит врагов.


Над Черемошем

О коллективизации в гуцульском селе (Закарпатье) в 1947–1948-е годы. Крестьянам сложно сразу понять и принять коллективизацию, а тут еще куркульские банды и засады в лесах, бандиты запугивают и угрожают крестьянам расправой, если они станут колхозниками.


Большая родня

Роман-хроника Михаила Стельмаха «Большая родня» повествует о больших социальных преобразованиях в жизни советского народа, о духовном росте советского человека — строителя нового социалистического общества. Роман передает ощущение масштабности событий сложного исторического периода — от завершения гражданской войны и до изгнания фашистских захватчиков с советской земли. Философские раздумья и романтическая окрыленностъ героя, живописные картины быта и пейзажи, написанные с тонким чувством природы, с любовью к родной земле, раскрывают глубокий идейно-художественный замысел писателя.


Чем помочь медведю?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.