Правда ГУЛАГа из круга первого - [9]
Но в условиях НЭП все усилия по созданию полноценных хозяйственных организмов, опираясь на местные ресурсы, встречались с труднопреодолимыми препятствиями. Это лишний раз подтвердили участники Второго съезда работников пенитенциарного дела, проходившего в Москве в конце ноября — начале декабря 1924 г. Из выступлений вырисовывалась безотрадная картина. Отсутствие средств (к 1925 г. только 32 места заключения РСФСР финансировалось из госбюджета, остальные были отданы на довольствие местным бюджетам), перегруженность краткосрочными заключенными и материально-бытовые проблемы предельно ограничивали возможность привлечения осужденных к внутренним работам. Организации труда препятствовал громадный некомплект надзирающего состава и конвоя, вызванный острой нехваткой средств и материально-бытовой неустроенностью. Заработная плата административного и надзирающего состава, как и расходы на заключенных, серьезно колебалась в зависимости от местоположения места заключения и его бюджетного статуса. В госбюджетных учреждениях содержание заключенного обходилось примерно на 25 коп. в день дешевле, чем в такого же класса тюрьмах, финансируемых из местных средств. Выше была и зарплата надзорсостава. Надзиратель в госбюджетном домзаке («доме заключения») получал в среднем 27,6 руб. в месяц, в то время как его коллега в провинции имел среднюю зарплату в 18 руб. в месяц: на Урале и в Сибири нередки были «зарплаты» и в 10 рублей[56]. Исключение (лишь подтверждавшее эту закономерность), составляли крупные промышленные центры вроде Ленинграда, где средств местного бюджета вполне хватало, чтобы обеспечить надзирателям «фантастический» ежемесячный доход в 39 рублей[57].
Следствием такого финансового положения пенитенциарной системы была текучесть кадров. Для примера возьмем Урал — один из регионов с низким уровнем заработной платы. Штатная численность обслуживающего персонала мест заключения здесь в начале 1924 г. составляла 780 чел. В течение года уволились 673 человека и вновь был принят на работу 681 сотрудник, причем штат ни разу не был укомплектован полностью[58]. При таком качестве надзора о серьезном трудовом использовании спецконтингента нечего было и думать. Поправить же финансовое положение за счет перераспределения средств в местных бюджетах было невозможно. Отделы мест заключения (ОМЗ) организационно входили в состав административных отделов местных исполкомов. У последних первоочередных статей расхода было много и без «домзаков». Наоборот, большая часть средств, получаемых ОМЗами, немедленно перераспределялась в пользу других отделов, например милиции[59].
В подобной ситуации единственной возможностью улучшить содержание заключенных и обслуживающего персонала было развитие собственной хозяйственной деятельности мест заключения. И вот здесь-то и возникали глазные проблемы.
Система исполнения наказаний была крайне либеральной по отношению к правонарушителям из социально близкой среды: они получали низкие сроки лишения свободы (в середине 20-х годов существовало даже однодневное тюремное заключение), имели ряд льгот и зачетов. Например, осужденные крестьяне получали отпуска из мест заключения на время полевых работ (время отпуска засчитывалось в срок), соответствующее постановление ВЦИК было принято 21.04.1925 г.[60] Итогом этой и подобных мер была постоянно меняющаяся численность заключенных. По данным переписи, проведенной в 1926 г., из общего числа осужденных в 103683 человека 52% имели сроки заключения меньше одного года. Организовать их трудовое использование за такое короткое время было сложно, помимо недостатка времени, сказывался недостаток средств и возможностей
