Правая сторона - [6]

Глухов, кажется, колебался.

— Даже не знаю, как с вами быть… Браконьеры замучили, столько работы… — и тяжко вздохнул. — Трудно. Очень трудно. Но участок я вам, пожалуй, дам, Рытов. Может, и не время, и не надо давать, а дам. И жердей выделю. Штакетник — не обессудьте — в другом месте нужен, а жердей — можно. — Неожиданно нахмурился, погрозил пальцем. — Но только, чтобы это была наука, а не баловство!

— Дмитрий Иванович!..

— Вот-вот. Чтобы и записи велись, и все прочее. А появится успех — буду рад. И даже сообщу о вас в районную газету. А ничего не получится — что же, тогда взыщу…

Иван был согласен на все. Честно говоря, он не очень-то и ожидал, что Глухов разрешит огородить плантацию, а мужик оказался с понятием. И Ивану хотелось поскорее уйти из кабинета. Боялся, как бы Глухов не передумал.

Когда лесничий ушел, Дмитрий Иванович устало усмехнулся чему-то и некоторое время смотрел на диван, где только что сидел Рытов. Но думал он уже не о Рытове. Вспоминал то особое выражение, с которым Матвей Матвеевич произносил имя Клубкова. Вот кого бы взять…

3

Озеро было спокойно. Пологие волны, накатываясь на берег, сонно шелестели песком, ворошили цветные камешки, переворачивая их с боку на бок. Солнце сквозь разрывы туч било косо, и пучки света, пронизывая зеленоватую толщу воды, уходили далеко вглубь и терялись там. Озеро сверкало и светилось изнутри, как живое. Вблизи оно было зеленым, дальше — дымчато-голубым, а у подножий далеких зубчатых гор почти фиолетовым.

Артем полюбовался озером, изумляясь богатству цветов и оттенков воды. В другое время он обязательно попытался бы найти сравнение с чем-либо, сложить несколько стихотворных строчек, но сейчас не до стихов. Постояла бы погода тихой, хотя бы часа два.

Он огляделся. Ни на берегу, ни на улице, выходящей к озеру, никого не увидел. На причале, за невысокой дамбой, выложенной из глыб дикого камня, покачивались на гладкой воде несколько лодок с поднятыми подвесными моторами. Среди них, как щука среди стайки чебаков, дремал патрульный катер «Дозор». Дверь рубки была открыта, и по отполированным ручкам штурвала прыгали солнечные блики.

Безлюдье на руку Артему. Это избавляло от лишних вопросов, от ненужного вранья. Ведь не скажет же он подвернувшемуся обходчику, куда поплыл. Вдруг тот передаст браконьеру.

Артем взошел на каменную гряду. По мягким полусгнившим доскам, настеленным поверх камней, добрался до середины дамбы, прыгнул на гулкий дюралевый нос своей лодки.

В лодке плескалась вода. Ночью было ветрено и волны хлестали через дамбу. Артем открыл багажник, сунул в него тощий рюкзак, в котором лежали буханка хлеба, завернутая в полотенце, полиэтиленовый мешочек с солью и несколько сырых картофелин.

Два длинных удилища пристроил так, чтобы концы торчали из лодки — будто едет он на рыбалку. А что особенного? Рабочий день закончен, и он чем хочет, тем и занимается.

Разобранное ружье затолкал в багажник, подальше от любопытных глаз. Жестяной банкой вычерпал воду и, подсоединяя к мотору шланг бензобака, услышал из открытой рубки катера непонятные звуки, будто кто там кряхтел и покашливал.

«Наверно, Ларион возится с мотором», — подумал с неудовольствием. Только моториста не хватало тут встретить. Этот сразу начнет набиваться в компаньоны. От настырного, прилипчивого, как смола, Лариона не скоро открутишься.

Но Ларион не появлялся на палубе. «Дозор» покачивался рядом, и Артем, вытянув шею, заглянул в рубку.

Там, на полу, обняв рулевую тумбу, похрапывал пьяный моторист, почмокивая во сне толстыми губами. Неизменная тельняшка была в пыли и пятнах машинного масла. Мичманка с начищенной кокардой аккуратно висела на крючке у иллюминатора — чистенькая. Берег ее Ларион.

Ларион — пришлый. Два года назад он сошел с теплохода в Полуденном вместе с женой, маленькой испуганной женщиной. Жена держала Лариона за рукав цепкой ручкой и семенила за ним по берегу как-то по-птичьи, боком, боязливо посматривая на озеро, на горбатые сопки, на дома с серыми от частых дождей и ветров крышами.

Брать его на работу сначала не хотели, подозревая неуемную страсть к спиртному. А подозрение это рождалось сразу, стоило увидеть его большеротое лицо с вишневым румянцем и припухшими веками. И нос выдавал Лариона, большой, вислый, с проступившими вишневыми прожилками. Такому носу только в рюмку и смотреть.

Однако Матвей, поразмыслив, что хорошего специалиста, пожалуй, не дождаться, в такую глухомань он не приедет, взял Лариона с испытательным сроком.

Месяц терпел Ларион, магазин за квартал обходил. Не могли нарадоваться: шторм не шторм, всегда плыть готов. Бесшабашный, дьявол, видать, и на самом деле встречал в своей жизни волны покруче. Но едва появился приказ о его зачислении в штат, моторист так упился, что пришлось отливать холодной озерной водой.

И с тех пор пошло. Ни один праздник без его выкрутасов не обходился. Если пьян, ему обязательно надо на люди, горланить, что на ум взбредет. Благо, голос — труба. Во всех дворах слышно. Выкатится на середину улицы, возле конторы и давай крыть начальство за то, что не разрешает Фросе водку, как другие продукты, отпускать под карандаш.