Правь, Британия! - [96]

У Эммы было неприятное ощущение, что он наблюдает за ними через какое-нибудь отверстие, бесшумно вынув из стены кусочек дерева, который можно потом поставить на место. Они ждали. Раздался звук открываемого дверного засова. Дверь распахнулась. Он стоял в темноте за порогом. Ружья в руках не было.

— Простите меня, уважаемые леди, — сказал он. — Вы застали меня врасплох. Я бы подготовился, если бы знал, что вы придете. У вас все в порядке? Вы пришли попросить меня о помощи?

— Нет, — ответила Мад, — мы пока вполне управляемся сами. Решили навестить тебя и послушать новости. Дело в том, что в наших приемниках садятся батарейки, и мы их боимся и включать, так что мы не в курсе событий. Сэм рассказал нам, что вы специалист в области радио и имеете самодельный приемник…

Она сделала паузу, так как мистер Уиллис внезапно испустил облегченный вздох. Но он ничего не ответил. Они услышали, как он что-то ищет, затем зажглась спичка, и мистер Уиллис зажег маленькую лампу, стоящую на столе. Потом он поднял ее высоко над головой, и огонь заплясал отсветами по их лицам, так что можно было теперь различить их выражения, однако лицо хозяина оставалось в тени. Он поклонился и усмехнулся.

— Пройди в мои покои, предложил паук мухе. А если паук один, а мух две? Проходите, леди, проходите.

Он отошел в сторонку, пропуская их в дом, а потом прикрыл и запер за ними дверь.

21

Мистер Уиллис подкрутил фитиль лампы и поставил ее на полку, откуда она лучше освещала комнату. Два поставленных стоймя полена тлели в камине, хозяин дома нагнулся, собрал охапку хвороста и подбросил ее в камин, чтобы огонь занялся как следует. Эмма огляделась по сторонам. Ни наушников, ни ружья не видно. Самый обыкновенный радиоприемник довольно устаревшей модели стоит на столе, но далеко от табуретки, где, когда несколько минут назад они заглянули в окно, он сидел в наушниках, положив на колени блокнот.

— Присаживайтесь, уважаемые леди, присаживайтесь, — сказал мистер Уиллис, пододвигая шаткий стул и табуретку. — Нельзя сравнить с уютом, к которому вы привыкли в Треванале, но у меня чисто. Дважды в неделю я хорошенько отскребаю свое одинокое пристанище. От смущения я перехожу на язык водевилей. Что предложить дамам выпить? Увы, нет вина из благородной лозы: только домашний напиток, получаемый из картофеля. Неплохо бодрит зимней ночью.

Мад наградила его знаменитой улыбкой и отрицательно покачала головой, одновременно разведя руками.

— Нет, правда, — сказала она, — мы ничего не хотим пить, да и пришли ненадолго.

Из соображений вежливости Мад села на шаткий стул, а Эмма пристроилась на табуретке.

— Нам пришло в голову, что вы, такой хороший сосед для Трембатов, да и для всех фермерских семей, которым вы помогаете, пока их кормильцы в заключении, могли услышать больше нас, запертых в Треванале, о том, что происходит в округе.

— А! — Он впервые улыбнулся, и в голосе его послышалось облегчение. — Я собираю все местные слухи, что слышу, положитесь на меня. А вот что из них правда, а что нет — это уже другой вопрос, ведь так? Похоже, что в фермерской общине солидарность крепкая, это не слух, а истина, передается от фермы к ферме.

Он сидел нога на ногу на краю кровати, положив руки на колени и сгорбив спину. Он похож на гнома, подумала Эмма, но не на веселого человечка из мира эльфов в детских сказках, а скорее на грозного гоблина из мифов и легенд.

— Вы имеете в виду, что фермеры за пределами нашего района знают о том, что происходит у нас? — спросила Мад. — Несмотря на шлагбаумы и запрет на подобную, информацию в новостях?

— Интересно, а как они могли это не заметить? — парировал он. — Когда на молокозавод не доставляется молоко, когда между Полдри и соседними районами отсутствует связь, то кто-то должен был поднять шум — и это сделал не Национальный союз фермеров, они реагировали уклончиво, говорили, что ждут распоряжений от какого-то нового органа в структуре СШСК. В итоге фермеры сами прекратили поставки и теперь продают свою продукцию из рук в руки соседям, как и научил их наш друг мистер Трембат.

Он опять улыбнулся, скорее даже оскалился, сделавшись еще больше похожим на гнома.

— Мы можем похвастаться, что с нас началась заваруха на полуострове, — сказал он им, — потому что говорят, что нет ни одного фермера во всем Корнуолле, кто бы не протестовал против того, что у нас арестовали людей. Еще день-два, и возмущение дойдет до Девона и Дорсета. Так же поступили врачи. Или нам восстановят связь, свет, водопровод, телефон, или не будет ни врачебной помощи, ни визитов к больным, ни операций. Это не забастовка ради денег, вы видите, это вовсе не забастовка. Это протест против засилья чужаков в маленькой части нашего сообщества.

Он нагнулся и подбросил в огонь немного растопки из плавника. Плавник зашипел, и в печке высоко взвились языки пламени с голубыми проблесками. Он не гном, подумала Эмма, он волшебник, а Мад — ведьма, и вот-вот начнутся заговоры и заклинания.

— Вне всякого сомнения — они испугались, — сказал он. — Надо только раздуть огонь, и печка загудит. Сырое дерево занимается не скоро, а вот пропитанное солью горит отлично.