Прасковья Ангелина - [48]

Нередко на огонек заглядывали секретарь райкома партии Решетов, председатель райисполкома Брызгалов, директор МТС Цимиданов, председатель колхоза Коссе, бригадиры, звеньевые — и тогда эти «производственные совещания» затягивались до глубокой ночи.

Эти люди стали дорогими и близкими не только ей, бригадиру тракторной бригады, но и ее родителям.

Ефимия Федоровна переживала их радости, как свои личные, а их неудачи, как семейное горе.

Часто после таких встреч с руководителями районных организаций и с работниками колхоза Ефимия Федоровна, оставаясь наедине с Пашей, говорила: «А знаешь, доченька, умно вы сегодня спорили, правильно вопрос зацепили…» И по морщинистым щекам ее катились слезы. Она вспоминала прошлое, каторжную работу у помещика и сравнивала со светлой жизнью, которая наступила теперь. Когда Ефимия Федоровна была в Пашиных годах, она не чувствовала, что жизнь ее кому-нибудь нужна. Сейчас она видела, что она нужна многим, что все, о чем говорят и спорят ее близкие, ей по душе, и она всегда растроганно говорила: «Милые вы мои! Чай-то ведь давно остыл, а вы все еще не наговорились. Налью горяченького. крепенького, душистого…»

Так было и в тот вечер, когда Паша с Цимидановым, Дмитриевым и Коссе намечали планы подготовки к весенне-полевым работам, а Ефимия Федоровна потчевала их крепким ароматным чаем. Константин Федорович Цимиданов под шум беседы набросал на листке бумаги план организации работ в тракторных и полеводческих бригадах и зачитал его присутствующим. Они тут же план дополняли, уточняли…

Разошлись в полночь. И когда Ефимия Федоровна последним проводила Дмитрия Лазаревича Коссе, она не удержалась и сказала дочери:

— Какие они хорошие, душевные…

На рассвете Паша пришла в мастерскую МТС. Дмитриев все еще был занят на сборке тракторов. Он стоял с засученными рукавами, с воспаленными глазами и на вопрос бригадира, как идут дела, произнес чуть дрогнувшим голосом:

— Бессмысленно обманывать самих себя. Я думаю, что к сроку машины из ремонта не выпустим. Савин наверняка не уложится в график. Не ладится и у Ивана Пефтиева: поставил мотор, а он, окаянный, хрипит. — Лицо у Антона было озабоченное, угрюмое: — Я подсчитал… На капитальный ремонт машин должно уйти еще семь или восемь дней.

Паша оборвала его и резко заметила, что это подсчеты скептика, что ремонт можно и нужно ускорить.

Но дело действительно шло неважно.

Она подошла к Илье Савину. Небритый, одетый в черную, измазанную маслом куртку, он неуверенно ставил на трактор какую-то деталь.

Паша взяла эту деталь из его рук, проверила и не преминула спросить, зачем он решил отращивать бороду.

— Посмотри, на кого похож, — засмеялась она и протянула ему зеркальце.

— Да, морда страшноватая, — не удержался и он на серьезном тоне.

— Скажешь, некогда было? Кто виноват, что не приучился к порядку? Машина любит аккуратного человека.

Паша проверила коренной подшипник у трактора, который ремонтировал Савин, все вкладыши, осмотрела магнето. Потом включила двигатель. Прислушивалась, ощупывала мотор, как доктор больного.

— А ты почему, не подпускал к трактору? — спросила она после того, как проверила мотор.

— Обида сердце жгла, — волнуясь, ответил Илья.

К вечеру на этом тракторе были установлены все сложные детали. Савин то и дело бегал в механическую мастерскую.

— Устал? — допытывалась Паша.

— Не чувствую, — отвечал он, жмуря глаза, и опять то ложился под трактор, то садился за руль управления.

— Вот так лучше. Теперь улыбнись… Нет, и глазами тоже. Мой руки и садись кушать.

Выходило, что Антон ошибся в своих расчетах. Человек он хороший, тракторист — на свете таких не сыскать, а в людей верить не умеет.

Паша видела, что ремонт продвигается успешно.

Опять наступил вечер. Уже вторую ночь она не уходила из мастерской. Сама помогала налаживать дело на самых трудных участках. И что особенно важно подчеркнуть, она совсем не выглядела усталой, была бодра и свежа. «Привычка — вторая натура», — шутила она.

Теперь, после стендовой обработки, на тракторах устанавливали механизмы управления, монтировали моторы, кабины, электрооборудование. В тамбуре монтажного цеха уже шла окраска отремонтированных машин.

Паша успевала всюду. К ней тянулись за помощью, за советами. Но вот удивительное дело: Илья Савин к ней не обращался. Откуда-то из глубины мастерской доносилась песня. Савин увлекся работой, ничего не слышал, ничего не видел…

Несколько раз подходил к нему Антон Дмитриев. Пытался вызвать на разговор, но Савин отвечал нехотя, односложно: «Посмотрим… увидим…»

В полночь стало тихо. Уличный шум смолк. В мастерской была такая тишина, что казалось, можно услышать дыхание людей. Луна, недавно плывшая в просторах голубого неба, вдруг исчезла, и за окном стало темно.

— Слышишь, Илья? Как будто дождь собирается.

— Да, это к добру, Паша.

Но напряжение в мастерской не спало и к утру. Ни трактористы, ни монтажники не позволили себе сделать перерыва в работе. Все спешили. Соревнование Ангелиной с трактористом Мало-Помошнянской МТС Александром Васильевичем Гиталовым подбадривало, увлекало. Каждый знал, что за соревнованием этих двух знаменитых механизаторов следит Никита Сергеевич Хрущев. Он был главным арбитром их творческого поединка. А тут еще рассказывали, что Гиталов, побывавший в Старо-Бешеве, внедрил у себя новинки, которые применяла Паша. Как же не стремиться опередить его?