Прасковья Ангелина - [19]
Паша очень любила детей, дружбу с ними заводила с полуслова. Всей бригадой они шефствовали над школой, с Пашиной помощью была оборудована детская библиотека, созданы площадки для разных игр. Дети души в ней не чаяли, звали «тетя Паша», и, когда она приходила в школу, они окружали ее плотной стеной.
Домашние шутили, что со временем Паша обзаведется семьей человек в двенадцать, причем все будут обшиты, обмыты и накормлены: более умеренные представления о семейном благополучии как-то не вязались ни с расточительной щедростью ее доброго сердца, ни с самим обликом ее.
Паша была очень деятельная, работоспособная, всегда занятая колхозными и эмтээсовскими делами. С появлением на свет дочурки она как-то сразу растерялась. Времени теперь ни на что не хватало: днем и ночью была на ногах: то надо было спешить в МТС, то решать дела в правлении колхоза, то пеленать Светочку (а Паша этого даже родной матери не доверяла), то кормить ее, то купать.
Ефимия Федоровна, посмеиваясь, говорила:
— До чего же чудно, Пашенька, видеть тебя в новой роли…
Светлана росла очень спокойной и тихой девочкой. Много была на воздухе: даже в лютые морозы Паша выносила ее на улицу, чтобы «крепчала телом и душой».
Но больше всех, кажется, возился с внучкой Никита Васильевич. Только возвратится с работы, возьмет ее на руки и до позднего вечера забавляется: «Светочка, а Светочка, скажи: де-да! Светочка, радость ты наша, ну говори: па-па! ма-ма! ба-ба!»
Сергея в последнее время не занимали семейные дела. И у Никиты Васильевича не оставалось сомнений: что-то надломилось у Сергея, связанное с Пашей. Не случайно он редко бывает дома, не помогает в хозяйстве, ни о чем не спрашивает, не рассказывает, как бывало раньше, о делах, о радостях и переживаниях.
— По стариковски, может, я и ошибаюсь, как ты, Федоровна, толкуешь? — сказал как то Никита Васильевич. — Но отношение Сергея к нашей Паше непонятно. Неласков он.
Ефимия Федоровна покачала головой она не согласна. Она оправдывала Сергея ведь секретарь райкома комсомола. Потому и редко дома, хоть пополам переломись, а все сделать невозможно. Молодежи много, а у каждого комсомольца свои хлопоты, запросы, желания. Кому же откликаться, как не ему?
— Ты о нем плохого не думай, — тихим и ласковым голосом говорила она Никите Васильевичу, — человек он бесшумный, непьющий, вроде наших ребят, покладистый.
Никита Васильевич не спорил. Может, он в самом деде ошибается в Сергее. Ефимия Федоровна лучше разбирается в сердечных делах.
— Бог с ним — Никита Васильевич обнял ее. — Паша тоже перегружена, редко дома бывает. Просто, признаться стало мне вдруг больно. Ведь она-то к нему с открытой душой.
То был обыкновенный зимний вечер. Ефимия Федоровна постучала соседке Варваре Осиповне и пригласила ее в гости. Внучку уложила спать.
Втроем — Никита Васильевич уже был дома — сели за стол в большой светлой комнате, пили чай с вареньем и рассказывали друг другу разные новости.
Уже поздно вечером явился Сергей, снял пальто и, ни на кого не глядя, прошел в детскую.
— Спит Светлана?
Никита Васильевич прошел вслед за ним.
Сергей остановился у кроватки вглядываясь.
— Не находите Никита Васильевич, что в моей дочурке ничего нет Пашиного?
— А ты радуешься?
— Во всяком случае, не печалюсь, вылитая моя мать.
Никита Васильевич пытливо следил за каждым его движением.
— Так — произнес он наконец — Ну и что?
— Просто уточняю’ — выкрикнул Сергей, не справившись с раздражением.
— Матери твоей я не видел, — сказал Никита Васильевич, — ну а то, что в моей внучке много от Ангелиных, — это уже доподлинный факт.
Размолвка грозила разрастись, если бы Ефимия Федоровна не остановила спорящих. Она увела Никиту Васильевича, потом побежала на кухню, внесла самовар и пригласила Сергея попить чайку. Он отказался. Видите ли, ему некогда, забежал мимоходом, едет в Марьяновский колхоз по неотложным делам.
Казалось, разговор был исчерпан. Все окончилось благополучно. Еще мгновение, и Сергей уйдет. Он же направился к выходу, но у двери обернулся и раздельно произнес.
— Передайте Паше, чтобы дочку накормила да и сидела бы дома, как все матери.
Пауза была долгой, наконец Никита Васильевич спросил.
— Это что же, приказание секретаря райкома комсомола?
— Да, секретаря и мужа Ангелиной! — резко бросил Сергей.
— Слыхала, Федоровна, наказ Сергея, а? — глухо спросил Никита Васильевич, как только тот исчез за дверью.
Она положила ладонь на тяжелою его руку, как бы призывая к спокойствию. Все это пустое, несерьезное, мальчишеское. Наверно, под настроение вырвалось.
Долго Никита Васильевич не мог успокоиться. Лежал без сна, все думал.
За окном ревел ветер, снежные хлопья били в стекла. Время шло, Паша не возвращалась с работы. А он, Никита Васильевич, лежал с открытыми глазами и будто всматривался в недоброе лицо Сергея, а в ушах все еще звенел грубый голос его: «Передайте Паше».
Было три часа, Паша все еще не приходила, и не было сомнений: она придет к утру — верно, спешная работа. Позавидуешь такой выносливости. А Сергей? Он переоценил себя, зазнался и стал просто грубияном. И за что Паша только так его любит? Вот о чем размышлял Никита Васильевич. И еще он думал о том, что Сергей ошибается; не привязать ему трактористку Пашу к кухне.
Чтобы по-настоящему понять детективы Стига Ларссона, нужно узнать, какую он прожил жизнь. И едва ли кто-нибудь способен рассказать об этом лучше, чем Ева Габриэльссон, его спутница на протяжении тридцати с лишним лет.Именно Ева находилась рядом со Стигом в то время, когда он, начинающий журналист, готовил свои первые публикации; именно она потом его поддерживала в борьбе против правого экстремизма и угнетения женщин.У нее на глазах рождались ныне знаменитые на весь мир детективные романы, слово за словом, деталь за деталью вырастая из общей — одной на двоих — жизни.
Книга подготовлена по инициативе и при содействии Фонда ветеранов внешней разведки и состоит из интервью бывших сотрудников советской разведки, проживающих в Украине. Жизненный и профессиональный опыт этих, когда-то засекреченных людей, их рассказы о своей работе, о тех непростых, часто очень опасных ситуациях, в которых им приходилось бывать, добывая ценнейшую информацию для своей страны, интересны не только специалистам, но и широкому кругу читателей. Многие события и факты, приведенные в книге, публикуются впервые.Автор книги — украинский журналист Иван Бессмертный.
Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.