Пращуры русичей - [17]
– Ну, что, оклемался? Не успел я давеча тебя расспросить. Сам-то, говоришь, из местных?
Даньша отвернулся, набычился.
– Ну, не хочешь говорить, не говори. Человека ты мне одного напомнил, вот я и хотел узнать…
– И верно, на хозяина он похож. Ну, прям одно лицо, – встрял в беседу подошедший Радей. – Всё готово, можем ехать.
Даньша всполошился:
– Какого человека? Кто ваш хозяин?
– Про родителей своих скажешь чего? – спросил Лейв.
– Отец в лесу сгинул, когда я ещё малым был, а мать при родах померла.
– А братья, сёстры есть?
– Нет никого. Хотя, дядька говорил, была у отца другая жена. Вот от неё был ещё ребёнок. Только они пропали, ещё до того, как я народился. Вроде княжьи люди их умыкнули, а может она сама сбежала, отцова жена и ребёнка забрала.
Все становилось на свои места. Последние сомнения отпали. «Значит братья по отцу они – единокровные25, – Лейв в раздумьях почесал бороду. – Эх, к хозяину бы его свезти. Не поверит ведь».
– Этого-то как? С собой? – прервал размышления Голяш. Он уже сидел в седле.
– Остаётся он. Так конунг велел.
Старый варяг взобрался на лошадь, которую ему подвёл Надей, и они тронулись в сторону Новгорода. Даньша с тревогой глядел вслед удалявшейся троице.
Глава четвёртая.
Конунг и княжич
1
С вечера заметно потеплело, и отсутствие ветра подсказывало, что вскоре прибрежная полоса покроется густым туманом. Водная гладь, мягкая и прозрачная играла зеркальными бликами в лучах восходящего солнца. Огненный диск, словно продираясь сквозь толстую гущу набегавшего тумана, лениво появлялся из-за горизонта. Корабли шли медленно, с опущенными парусами. Мощная грудь драккара уверенно рассекала теплые воды реки. Гребцы плавно опускали весла и прислушивались к окружающим звукам.
Ингельд стоял на носовой палубе. Сегодняшний день мог определить его дальнейшую судьбу. Пока остальные ярлы сражаются с вендами26, а король пытается объединить страну, он обретёт почву здесь у восточных славян. Если Хольмгард – сердце и торговый центр Гардарики, падет, подмять под себя остальные города словен и кривичей особого труда не составит. Но в одиночку этого не сделать. Вот почему ему нужен этот славянский княжич. Ну и что, что он приёмыш? Раз он признан своим отцом, да и самим князем, то он вполне сгодиться. Будь он чистых кровей, им труднее было бы управлять. «Я всё же посажу его на Хольмгардский престол, хоть он того и не стоит, – Ингельд подавил усмешку. – Он даже не высунул носа из своей конуры. Когда свора дерётся за кусок мяса, трусливый пёс сидит в стороне. Но, он с удовольствием сожрёт пищу, если её сунуть прямо в пасть».
К конунгу, сквозь ряды гребцов прошёл одноглазый горбун. Эгиль – главный кормчий передового корабля опёрся на борт, перегнулся и негромко произнёс:
– Ничего не видно, мы ползём как улитки.
– А рисунки, которые прислал ярл Лучезар?
– Что с них проку, когда ни одного ориентира нет? Я велел промерять глубину, чтобы «Горбатый Вепрь» (так назывался головной драккар флотилии) не налетел на мель.
На самом носу корабля один из воинов то и дело тыкал длинным шестом в илистое дно. Гребцы опускали вёсла, придерживая ход судна. В кильватере Вепря, словно, крадучись, один за другим, двигались остальные корабли.
– С берега должны подать сигнал, – Ингельд старался казаться спокойным. – Главное, чтобы нас не заметили раньше времени.
За спиной что-то громыхнуло. Один из гребцов – светловолосый здоровяк, сидящий по левому борту, задел локтем шлем, тот упал и покатился по палубе.
– И не услышали, – злобно продолжил Эгиль. – Забери тебя Ран27, Рунольв, ты хочешь, чтобы какой-нибудь местный рыбак раньше времени поднял тревогу?
Провинившийся воин виновато пожал плечами. Он схватил упавший шлем, который ему бросил один из товарищей и засунул его под корабельную скамью.
– Это всех касается, – злобно прорычал Эгиль. – Видите себя тихо как мыши, а глаза и уши держите открытыми.
Хирдманы28 хорошо знали сварливый характер главного кормчего. Они привыкли к его ворчанию и угрозам. Ведь тому, кто связал свою жизнь с морем, кто не понаслышке знает о бурях и штормах, очень важно то, кто стоит у руля. Эгиль не раз доказывал, что способен наравне бороться с любой стихией. Неказистый горбун, с ручищами, напоминавшими клешни огромного краба, мог часами стоять у руля и удерживать курс при любой погоде. Слово Эгиля считалось не менее значимым, чем приказ самого конунга.
– Вижу! Вижу свет!
Воин по имени Рунольв, тот, что уронил накануне шлем, первым заметил сигнальные огни.
– Да вижу я. Если у меня один глаз, это не значит, что я ослеп на оба, – голос Эгиля заметно потеплел.
В густом мареве тумана показались два расплывчатых пятна. Воины оживились. Эгиль облегчённо вздохнул:
– Ну, что, мой ярл (Эгиль, забывшись, назвал Ингельда родовым титулом)? да прибудут с нами боги.
– Я знал, что он не подведёт. Да, за такую плату…
Ингельд недоговорил. С остальных кораблей уже подавали условные сигналы. Тишину нарушили громкие скрипы и лязг железа. Воины натягивали кольчуги, помогали друг другу застёгивать ремешки шлемов, словно заботливые мамаши, ухаживающие за малыми детьми. Десятки вёсел разом опустились в воду, которая буквально забурлила, вспенилась. Конунг на мгновение закрыл глаза и втянул ноздрями воздух. Он уже почувствовал аромат предстоящего боя. На мгновение все замерли. Каждый из воинов, рассматривая очертания береговой линии, вполглаза, поглядывал на своего вождя. Ингельд ощущал эти взгляды: «Как же я люблю этот миг, это затишье перед боем». Единственное, что нарушало тишину, это плескание воды, бьющейся о борта корабля.
Осень 1941-го, немецкие войска рвутся к Москве. Капитан Птицын ведёт беспощадную борьбу с бандой, орудующей в Куйбышеве. Внезапно он узнаёт, что отстранён от дела, связанного с поисками банды. По данным разведки в Куйбышев планируется заброска диверсионной группы с особым заданием. Возглавит группу один из лучших разведчиков абвера. Также известно, что в состав группы входит таинственный агент с позывным «Имитатор». Кто он, и зачем включён в состав группы, предстоит выяснить Птицыну.
«…Когда в бой уходили, мы с верой в богов, Каждый верил в судьбу, умереть был готов. И от той самой веры крепчали тела, Наши храбрость и воля вершили дела…» IX век, славянские земли, опасность и смерть подстерегают на каждом шагу. Горечь и боль потерь, разочарование и крах всех надежд могли его погубить, но он не сдался. Потеряв в результате хазарского набега родных и близких, Радмир присоединяется к русам и становится одним из них. Пройдя путь от отрока до сотника княжьей дружины, юный витязь находит новых друзей, обретает близких, в его сердце зарождается любовь.
Путник, входящий в темнеющую чащу, остановись, задумайся, может, именно здесь тебя подстерегает СМЕРТЬ.В сборник включены лучшие рассказы автора, победители и призёры различных литературных конкурсов: «Тушёнка», «Ошибка полковника Ринза», «Последние дни Мо», «Прощание с Бронзовым Исполином» и др.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.