Прапорщик Щеголев - [11]

— А я, братцы, и есть ваш командир.

Солдаты оживились.

— То-то мы смотрим, чего это ваше благородие батареей интересуетесь.

Внезапно из будки вылез еще один человек, одетый в матросскую одежду, с солдатскими усами.

Подойдя поближе, человек вытянулся и отрекомендовался:

— Отставной фейерверкер[2], ныне служитель одесской таможни Осип Ахлупин. Мы, ваше благородие, тут неподалеку живем, так я часто на молу бываю, рыбку ловлю; лодки своей не имею — так я отсюдова.

Открытое лицо отставного солдата понравилось прапорщику.

— Может быть, ты, как местный житель, объяснишь нам, куда пушки девались, где укрепления и вообще что тут такое?

— Не извольте сомневаться, господин прапорщик, это самая настоящая батарея и есть. Только с тех пор, как ее укрепляли, тринадцать лет прошло.

— Неужели тринадцать лет на батарее ничего не делали?

— Так точно, ничего. Я тут уже двадцать лет живу, все знаю... Были и мерлоны насыпаны, но их ветром сдуло да волной посмывало.

Щеголев оглянулся на кучи камня. Трудно было представить, что когда-то это были мерлоны.

— Лафетики тоже тринадцать лет под дождем и солнышком стоят, — продолжал Ахлупин. — А известно, дерево этого не любит... Оно бережного обращения требует... Вот и пропало.

— Ну, а пушки?

— Про пушки не знаю. Того не упомню, чтобы они тут были. Сказывали, что в прошлую турецкую кампанию пушки тут стояли, а куда потом делись — не знаю. Должно, увезли куда-то.

Прапорщик, за ним и все остальные, медленно пошли по молу. Щеголев внимательно осматривал все сооружения, Ахлупин старательно объяснял их назначение.

— Это вот, извольте видеть, пороховой погреб, — указал он на какие-то бревна, торчавшие из земли. — Засыпан, правда, да откопать не трудно. Своды в нем будто целые. Разве что добавить ряд бревен на крышу придется. А это пароходский сарай. Груз в нем хранится.

Окончив осмотр «батареи» и всего мола, Щеголев отпустил солдат, велев им прийти завтра с утра, а сам отправился на Карантинный мол, — хотелось посмотреть, что там делается, и спросить совета у поручика Волошинова. Его догнал Ахлупин.

— Ваше благородие, разрешите на время войны к вам на батарею, солдатом.

— Сам, голубчик, я не могу этого сделать. Но спрошу генерала, может, он и разрешит.

— Сделайте милость, ваше благородие. Останетесь мною довольны. Только чтоб на вашу батарею...

— Почему именно на мою?

— Да мы ж тут близко живем, нам сподручно сюда бегать... Опять же с ребятами я познакомился... Ну и с вами тоже... Ведь я на время войны только, чтобы с турками сразиться.

— Вряд ли моя батарея в бою участвовать будет.

— Как не будет? — удивился Ахлупин. — Не может быть того, ваше благородие?

— Отчего же? Море, сказывают, вокруг мелкое, вражеские корабли близко не подойдут...

— Да здесь, ваше благородие, как задует норд-ост, так столько воды в бухту нагонит, что едва мол не затапливает. Тогда и самые большие корабли подойти смогут!

«А ведь прав этот бывший солдат, — подумал Щеголев. — Действительно могут появиться здесь нежданные гости!» А вслух сказал:

— Ну, спасибо, голубчик! Обязательно доложу о тебе генералу. Пожалуй, и в самом деле ты полезным быть сможешь.

— Рад стараться, ваше благородие! — радостно ответил отставной солдат.

* * *

Волошинова на Третьей батарее Щеголев не застал.

Осмотрев батарею, прапорщик убедился, что ее состояние ничуть не лучше Шестой. Рыбаки, находившиеся вблизи, рассказали, что и здесь укрепления строились тринадцать лет назад...

Обратно Александр Щеголев брел медленно и уныло. Дела везде непочатый край. А средств нет. «Крепостей не стройте!» — вспомнились слова генерала.

Что же писать полковнику?..

С трудом преодолев лестницу, прапорщик побрел по бульвару. От того радостного чувства, которое охватывало его всего только три часа назад, не осталось и следа.

Подняв голову, Щеголев увидел вдруг Волошинова. Весело насвистывая, поручик бодро шел по улице.

Щеголев бросился к нему навстречу.

— Господин поручик! Мне необходимо сказать вам несколько слов. Вы разрешите?

— Пожалуйста! Только на улице, может, не совсем удобно. Давайте-ка мы зайдем... — Он посмотрел вокруг и, увидев маленькую кофейню напротив, указал на нее, — зайдем хотя бы вон в то укромное местечко... Там никто не помешает нам.

Поручик держался несколько натянуто, видно было, что к беседе о служебных делах он не расположен. Но Щеголев чувствовал необходимость выговориться.

— Был я на своей батарее, — начал он, — и должен сказать: никак не ожидал, что она в таком состоянии...

Поручик как будто удивился.

— В каком же состоянии вы думали ее застать?

— В каком угодно, только не в таком. Ведь там даже не батарея, а только место для батареи, иначе назвать нельзя... Там же и пушек нет!

Волошинов захохотал.

— Какая наивность, прапорщик! Неужели вы думали, что ваша батарея сразу же сможет стрелять? Шутник вы, право!.. Моя не намного лучше.

— И ваша не лучше. Был я на ней, видел.

— Вот как? — поручик сразу сделался серьезен. — Вы даже и на моей успели побывать? Ну и что же вы там нашли? — прищурил он глаза.

— Да то же, что и на своей. Я объяснял плохое состояние своей батареи тем, что на ней командира не было. Но вы же на батарее давно!