Практические занятия по русской литературе XIX века - [41]

Предлагаем студентам подумать, насколько правомерно говорить о полифонизме романов Достоевского вообще и в какой мере это понятие приложимо к роману «Преступление и наказание».

Исходя из особенностей сложной структуры романа отбираем для анализа сцены, в которых вопрос о виновности и невиновности героя рассматривается в разных аспектах: главу 6 из первой части романа (разговор студента и офицера в трактире, подслушанный Раскольниковым, размышление о нравственной стороне преступления), главу 5 из второй части (теоретический спор с Лужиным), главу 5 из третьей части (первая встреча Раскольникова с Порфирием Петровичем), главу 4 из четвертой части романа (первая встреча Раскольникова с Соней, чтение евангелия), главу 4 из пятой части (вторая встреча Раскольникова с Соней, признание его в преступлении), главу 5 из шестой части (встреча Свидригайлова с Дуней и изложение Свндригайловым теории Раскольникова).

Студенты дома перечитывают, возобновляют в памяти указанные места романа.

Сопоставление всех этих сцен обнаруживает, что теория Раскольникова и его характер подвергаются в романе многостороннему рассмотрению и «многоголосому» обсуждению. По свойственному для Достоевского методу возвращаться к спорным моментам, теория варьируется в романе, возникает в разном освещении: объективном — в 1–й части романа, в сниженном, лужинском — во 2–й, в сопоставлении искаженного и высокого — в 3–й, 4–й и 5–й частях, в ироническом — в 6–й части романа. Сначала она звучит в разговоре неизвестных нам людей, легкомысленных и неглубоких, затем — в словах делового человека Лужина. Только двум людям серьезно рассказывает о ней сам Раскольников — Соне и Порфирию Петровичу, с насмешливой иронией передает ее Свидригайлов.

Как отголосок своих собственных, еще не высказанных вслух мыслей воспринимает Раскольников разговор студента с офицером. «Убей ее и возьми ее деньги, — говорит студент, — с тем чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь — тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика!» (55).

По–своему воспринимает идеи, носящиеся в воздухе, деловой человек Лужин. Он опускает самое главное — «посвятить себя на служение всему человечеству», а участие «в общем деле» понимает как всеобщей приобретательство: «чтобы ближний получил несколько более рваного кафтана, и уже не от частных единичных щедрот, а вследствие всеобщего преуспеяния» (117). «А доведите до последствий, что вы давече проповедовали, и выйдет, что людей можно резать», — говорит Лужину Раскольников. Убийство, совершенное Раскольниковым, оказывается, больше подходит к сниженному, лужинскому варианту теории, чем к раскольниковскому. Не случайно, имея в виду свое убийство, Раскольников замечает: «По вашей же вышло теории!» (119). В теории Раскольникова соединяется как бы несоединимое; высокогуманистическое с античеловечным. Но по реакции Раскольникова на Лужина и по его готовности помочь бедным и страдающим видно, что он больше всего дорожит гражданственным смыслом своей теории. Буржуазность во всем, и в лужинской теории в частности, глубоко враждебна Раскольникову.

Разделяя людей на обыкновенных и необыкновенных, Раскольников хочет понять степень активности тех и других в общей жизни людей. Раскольников исходит из того, что посвящает себя человечеству натура в чем‑то гениальная, неординарная, которая не может удовольствоваться комфортом для себя самого. Проблема гениальности в теории Раскольникова — это совсем не то, что вопрос о ницшевском «сверхчеловеке». Гениальность — мера общественной активности человека.

Характерно, что Д. И. Писарев в статье «Борьба за жизнь», посвященной роману Достоевского, не отрицал самой идеи выделения гениальных людей из общей массы. Он считал, что гениальные люди лучше других понимают, как повлиять на ход исторических событий в нужном направлении. Д. И. Писарев считал, что нельзя приписывать гениальным людям произвольное вмешательство в общественную жизнь, нельзя считать, что им «все позволено». Но и Раскольников не защищает этого принципа. Об этом свидетельствует его разговор с Порфирием Петровичем.

Проблема «гениальной натуры» возникла в русской литературе вместе с вопросом об общественном деятеле. Роман Тургенева «Рудин», появившийся десятью годами раньше «Преступления и наказания», так и назывался в черновиках «Гениальная натура». Если иметь в виду отношение Раскольникова к общечеловеческим вопросам, то он «гениальная натура», потому что одного существования ему всегда было мало. Интерес его к проблеме гениальности не случаен. Трагически ошибается Раскольников в том, что, не находя настоящей деятельности, решает «попробовать», гениален он или нет. Раскольников убил человека, но тем самым «себя убил», как говорит он Соне. Таким образом, преступление Раскольникова — результат безвременья, гражданского тупика, а не только его собственный просчет, «промах», не только личная трагедия, но трагедия времени.