Практические занятия по русской литературе XIX века - [112]

Шрифт
Интервал

Как освещается славянофильство в воспоминаниях Аксакова? Аксаков не пишет о теориях славянофилов, выражая свое отношение к ним оценочной формулой «наши святые убеждения», которая не раскрывает его понимания славянофильства. Охотно принимая на себя роль славянофильского патриарха, С. Т. Аксаков, как это видно из его писем к И. С. Аксакову и И. С. Тургеневу, часто не разделял позиций К. С. Аксакова и других славянофилов, но он публично никогда не отмежевывался от них. Ни в какой мере не являясь теоретиком славянофильства, С. Т. Аксаков тем не менее был органически и глубоко связан с этим течением общественной мысли.

С. Т. Аксаков — художник. И потому вопрос о близости его к славянофильству должен разрешаться на материале художественных произведений писателя в процессе анализа «Семейной хроники», «Детских годов Багрова–внука» и других сочинений. Отражение славянофильских взглядов Аксакова ощутимо и в его художественных образах, хотя догматическая односторонность славянофильства и преодолевается писателем.

В главе «Не наши» Герцен издевается над добросовестным раболепством Погодина и Шевырева. Он пишет об отсутствии у Погодина такта, что восстановило против него «всех порядочных людей». Погодинский журнал «Москвитянин», по определению Герцена, выражал «преимущественно университетскую, доктринерскую партию славянофилов», которую Герцен назвал «отчасти правительственной». «Москвитянин» не отвечал ни на одну живую, распространенную в обществе потребность, и его не могли спасти ни Киреевский, ни Хомяков. «Общественное мнение, — пишет Герцен, — громко решило в нашу пользу». В борьбе со славянофилами победу одержал Белинский, который, «вскормивши своей кровью «Отечественные записки», поставил на ноги их побочного сына»[405] — журнал «Современник».

Положения «Москвитянина» касается и Аксаков в письмах к Гоголю. Он и близкие ему славянофилы чувствовали необходимость иметь собственный литературный орган. При этом преподаватель должен разъяснить студентам, что «Москвитянин», редактируемый Погодиным совместно с Шевыревым, хотя и был близок к славянофилам, отнюдь не являлся их органом. «Москвитянин» — орган «официальной народности».

Личным качествам Погодина, его отношениям с Гоголем у Аксакова отведено большое место. Не спросив на то согласия автора, Погодин поместил в «Москвитянине» сцены из «Ревизора», в то время как у Гоголя были совсем иные планы о переиздании «Ревизора». Постоянно напоминая Гоголю о долгах, Погодин торопил его с завершением «Рима», предназначавшегося для «Москвитянина», что мешало Гоголю работать над «Мертвыми душами». Писал Аксаков Гоголю и о том, что Погодин передал свой журнал славянофилам, но, выпустив три перные книги за 1845 г., И. В. Киреевский от редактирования журнала отказался, так как у него возникли трения с Погодиным. И в отношении к «Москвитянину», и в оценке И. В. Киреевского, и в осуждении Погодина как редактора и человека С. Т. Аксаков был близок к тому, что писал об этом Герцен (147—148). Письма Аксакова к Гоголю показывают, как далеки были лучшие из славянофилов от симпатий к Погодину и его журналу.

Таким образом, студенты видят, что С. Т. Аксаков раскрывает в «Истории моего знакомства с Гоголем» многие из тех сторон жизни своего времени, которые нашли отражение в «Былом и думах» Герцена. Аксаков сообщает множество фактов, воссоздающих картину исторической действительности, освещая ее совсем иначе, чем Герцен.

В книге о Гоголе Аксаков говорит о своей семье, своих занятиях, общении с природой. Студенты видят, что и тогда, когда С. Т. Аксаков писал о жизни в Абрамцеве, и тогда, когда он говорил о своем семействе, и тогда, когда делился с Гоголем своими наблюдениями над природой, он говорил о своем времени, раскрывал жизнь своего круга. В книге С. И. Машинского «С. Т. Аксаков» интересно рассказано о том, что «История моего знакомства с Гоголем» создавалась в обстановке очень острой идейной борьбы вокруг имени Гоголя. Участниками этой борьбы, как пишет С. И. Машинский, «стали и мемуаристы»[406]. Подчеркивая большое значение этих мемуаров, автор говорит и о тех методах, когда Аксакову не удалось удержаться от полемики и дидактизма, от явной односторонности. Рассказ его в таких случаях, «правда немногих», «теряет интерес и достоверность». Преподаватель порекомендует студентам ознакомиться с этими страницами монографии об Аксакове.

Сам С. Т. Аксаков говорил, что у него нет «свободного творчества» и что он может писать, только «идя за нитью истинного события», не в силах заменить «действительность вымыслом»: «Я только передатчик и простой рассказчик: изобретения у меня на волос нет». Трудно согласиться с Аксаковым, что его мемуары лишены творчества. Воссоздавая картины прошлого и образы людей, он рассказал о них так, что они ожили в сознании наших современников. На протяжении всего повествования мы видим живого Гоголя в самой различной обстановке, слышим его слова. Мы живо представляем себе окружающих Аксакова людей: мать и сестер Гоголя, сыновей С. Т. Аксакова, их сестру В. С. Аксакову, прочих членов семьи Аксакова, Загоскина и многих других лиц.


Рекомендуем почитать
Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


О том, как герои учат автора ремеслу (Нобелевская лекция)

Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.