Практически счастливый человек - [105]

Шрифт
Интервал

Л е в к а (стянул маску). Не соображу, Макс. Если икра действительно для Эрика — чего скрывал? Сказал бы газетчикам — и статьи бы не было.

С н е г у р о ч к а. И Эрика бы не было! Его (кивнул на Подсудимого) друзья-газетчики — он же газетчик, я сразу понял — мгновенно в больницу: выяснять, проверять, выпытывать… Инфаркт, инсульт… Всё. Умер бы последний святой человек!

А й б о л и т. Началась лирика… (Небрежно.) Прекрасно, что ты отнес икру Эрику, что гемоглобин повысился, но… святых нет. Будем беспощадны. К себе и к другим. Его (кивок в сторону кресла) мы не очень понимаем, но и Эрика знали по первому плану. С нами он был один, а в своей возрастной категории, наверное, как все: раздражительный, завистливый… Вряд ли он был счастлив участью тренера при ДК «Обувщик». Короче, Макс: не сотвори себе кумира!..

С н е г у р о ч к а. Тебе-то что!.. Ты — сам себе кумир. А мне настоящий нужен!

А й б о л и т. Окажется — из пенопласта. Как все они.

М а к с. Хотел я тебя прищелкнуть, помнишь, пять лет назад, в маршруте. Отложил. Когда насчет Лады узнал — опять хотел… Но сейчас…


Сорвал маску, идет к Шмелеву. Девочки и Левка повисли на нем. Петр вдруг снимает с ковра старинную пистоль, направляет на Макса.


П е т р. Учти, дом этот странный. Тут и такое бабахнуть может… (Вдруг сорвал маску, приткнул дуло себе в висок.) Поиграем в русскую рулетку! (Нажал курок — ничего. Направил пистоль вверх, нажал — каскадом полетели разноцветные искры… Еще раз… Настоящий фейерверк.)


Общий неистовый вопль: «Ура!! Виват!! Мерси!! Гуд бай! Ариведерчи!! Но пасаран!» — и все, что приходит на язык.

Плач. Это плачет Лада.


Л и з а (тихо). Что с тобой?

Л а д а. Кошки на душе скребут.

Л и з а. Какие кошки, ты что?

Л а д а. Жалко.

Л и з а. Кого?

Л а д а. Себя. Вас, дураков. Всех жалко.


Смотрят на подсудимого.


Л е в к а. Он же связанный…

П е т р. Раз он все знает и может — пусть сам себя спасает.

М а к с. А мы потанцуем. Поставим рочок пожестче. Они ужас как не уважают активную музыку. (Стоит неподвижно.)


Девочки идут к Подсудимому. Но только они дотронулись до узлов — как он, скинув веревки, встал.


Э л я. Ой, девочки! Он сам развязался, или это мы?

П о д с у д и м ы й (сделал несколько шагов в сторону Макса и Петра). Записную книжку! Ну, веселее!..


Всплеск ветра. Звон сыплющегося стекла. Погасли свечки. Ветер заметался по дому, закружились стаи мелких белых мушек…


— Раму вырвало!

— Кульминация?!


Свист ветра переходит в негромкое посвистывание, — так посвистывают, если сложить губы трубочкой; слышны медленные равномерные шаги. Освещается эркер. Очень поздно и очень холодно. П е т р  и  Л и з а  сидят на банкетке, они в пальто и шапках.


П е т р (тихо). Середина ночи. (Дыхнул вверх — парок.) Изморозь появилась… Да…


Лиза молчит.


Лиз… Я хочу сказать тебе одну вещь… Выслушай очень внимательно…


Лада в стеганке сидит на лестнице, раскладывает пасьянс — при свечке это кажется гаданием… Тут же  М а к с.


Понимаешь… Я совсем не так уверен в себе, как кажется… В самом главном не уверен… В том, что имею право на жизнь, которой живу… Право на избранность… Если у меня нет таланта — значит, и права нет?..


Лиза достала из сумочки очки, помахивает ими.


Иногда нападает странное желание, почти физическое: сжаться, никуда не рыпаться… Вернуться на биофак… Когда-то мне нравилось изучать мелкие подробности живой жизни… Что с тобой?

Л и з а. Краем уха ты, наверное, слышал о моей близорукости? Теперь — полюбуйся. (Надела очки.) На самом деле я — такая. Я потеряла линзу, потом чудом — нашла. Но я решила — пусть будет правда… Я думаю, тебе стоит вернуться на биофак… И сделать еще одно: помириться с Ладой. У вас будет сын, и вы будете счастливы. Иди.


Посвистывание и шаги — громче. Оба невольно взглянули вверх.


М а к с (уже не первую минуту рассуждает). …Могу токарем-универсалом. Двести тире двести восемьдесят. Могу в спорт податься… Есть такое спортивное амплуа — лидер у гонщика. Буду на мотоцикле разрезать воздух перед велосипедистом. Престижно, и денег не шухры-мухры… (Тихо.) Ладушка, я сам себя ненавижу, что тогда отвернулся, предал тебя… Слышишь? Когда он начал о ребенке при всех… Ну, не смог я…


Левка, закутавшись в плед, сидит в кресле. Эля, накинув на плечи другой плед, ходит за креслом.


Больше никогда не предам. Клянусь! (Совсем тихо.) Я, Ладушка, еще в жизни не приютился. Иногда проснусь и лежу, лежу, жду чего-то… А хочешь — давай и этого Шмеленка оставим! Если мы поженимся, то биологически он будет похож на меня, я читал?!


Лада подняла глаза, но не на Макса, а вверх — где снова шаги и посвистывание.


Э л я (подошла к Левке). Все, что ты наговорил за эту ночь, Левик, я отношу исключительно за счет этого ненормального дома. Я даже начинаю сомневаться: может, и кражи никакой не было? Так — атмосферное наваждение в твоих мозгах.


Посвистывание громче.


Ты обозвал моих родственников глупыми. Ты послал далеко-далеко сержанта. Ты понес несусветное насчет декана. Ты хоть помнишь? Эля приняла решение. Нечего впадать в гордыню. Вернемся, пойдем к дяде Саше — откроемся. Только родная душа может помочь!

Л е в к а (негромко).

Дядя Саша, дядя Саша,