Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением (методика «семь радикалов») - [23]

На рабочем месте эпилептоида в офисе всегда есть полный набор канцелярских принадлежностей, и все они «в боеготовности». Различные маркеры, стиральные резинки разной мягкости; обязательная для эпилептоида, обожаемая им картотека... Карандаши остро отточены, ручки прекрасно пишут (а не безжизненно царапают бумагу или разводят унылую мазню, как у шизоида). Загляните в его персональный компьютер — и там вы найдете исключительный порядок: четко организованное дерево файлов, стройные шеренги ярлыков, продуманные, чтобы быть понятными с первого прочтения, названия и т. п., благодаря чему любая информация извлекается за считанные секунды. Все предназначено для того, чтобы замедленность психических процессов компенсировать рациональностью технологий обработки информации! Откройте сейф...

Впрочем, о чем это мы? Загляните, откройте... Ну-ну. Так эпилептоид и позволит вторгнуться в его кабинет, шарить в его компьютере, рыться в его сейфе. Горе тому, кто осмелится покуситься на его личное пространство, на сферу его компетенции, рискнет нарушить его суверенитет! Война в этом случае неизбежна.

Вернемся ненадолго в раздел «общая характеристика». Определяемый эпилептоидный радикалом стиль поведения, как вы помните, это стремление активно подавить источник потенциальной угрозы, взять под тотальный контроль все окружающее пространство, всех, кто в нем находится, лишить их спонтанности, непредсказуемости поступков и, тем самым, избавить себя от тягостного переживания тревоги.

Таким образом, наведение эпилептоидом формального порядка, как это описано выше, есть не что иное, как средство подавления других людей, желание лишить их самостоятельности, возможности действовать по своему усмотрению.

Вглядитесь пристальнее, и вы увидите, что развешенные, разложенные, расставленные строго по местам чашки, плошки, поварешки, домашние туфли, полотенца, ножи и вилки, утюги и сковородки — это овеществленный приказ.

«Не сметь ничего трогать без разрешения! Немедленно положить на место! Вымыть руки перед едой! Переодеться! Переобуться! Я навел здесь порядок, и тот, кто нарушит его, — будет безжалостно наказан!» — говорит эпилептоид, оформляя по-своему пространство.

Если вам, уважаемые коллеги, случится прийти в дом, где с первых же шагов вас поразит стерильная чистота, где вас усадят за стол, покрытый белоснежной скатертью, с аккуратно расставленными хрусткими крахмальными салфетками, безукоризненно вымытыми, скрипящими тарелками и сияющими бокалами, где, едва вы возьмете с тарелки последний кусок, вам тут же заменят ее на свежую... Автор настоятельно советует: долго в гостях не засиживайтесь. Не нервируйте хозяев. Проще говоря, не нарывайтесь. Поскольку, будь вы хоть Альбертом Эйнштейном и Александром Солженицыным «в одном флаконе», все ваше всемирно-историческое значение рухнет в глазах принимающей стороны — в одночасье! — как только вы, по своему шизоидному обыкновению, уроните на скатерть первую каплю с неаккуратно подносимой ко рту ложки. А вслед за всемирно-историческим значением придет черед рухнуть и вашему телу. Во всяком случае, этого нельзя исключить. Эпилептоидов выводят из себя неаккуратные люди, а чтобы соответствовать их представлениям об аккуратности, надо самому быть эпилептоидом.

Кроме порядка, эпилептоиды привносят в свой быт пристрастие к ремесленническому труду, что также отражается на предметной стороне их среды обитания. «Утром встал — сразу за дрель!» — девиз эпилептоидов. Среди их любимых вещей особое место занимают всевозможные пилочки, сверлышки, отверточки, напильнички, шильца и прочий инструмент, позволяющий выполнять работу тонкую, требующую пристального внимания к мелким, хрупким деталям, точных, неторопливых движений. «Штихель штихелю — рознь, — охотно поучают они, — поспешишь — людей насмешишь!».

В отношении мимики и жестикуляции эпилептоидов следует отметить, что, как правило, они медлительны и сдержанны в движениях.

Сказывается их постоянный внутренний самоконтроль. Крупные мимические мышцы редко задействованы. Широкоразмашистые, с большой амплитудой жесты нехарактерны. Мы не увидим эпилептоида покатывающимся от хохота, ликующим, рвущим на себе ризы или посыпающим голову пеплом.

Эпилептоиды чаще мрачноваты, несловоохотливы. По-настоящему они раскрываются в ситуациях, насыщенных агрессией, угрозой для жизни и здоровья (силовое противоборство, экстремальный спорт, сражение). Создается впечатление, что именно тогда они живут по-настоящему, в полную силу. Многие, чтобы посмотреть на это, платят деньги. Зрелище, что и говорить, впечатляющее. Их тугоподвижная, «забитая» органически измененными нейронами, как сточная труба отходами, нервная система получает, наконец, адекватные раздражители. Ее «пробивает». Эпилептоид, летящий в затяжном прыжке вниз головой в бездонную пропасть, испытывает ту же широкую и разнообразную гамму переживаний, что и эмотивный меломан в зале консерватории во время исполнения его любимой симфонии. «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю! И в разъяренном океане, средь бурных волн, средь грозной тьмы. И в аравийском урагане. И в дуновении чумы», — утверждал устами своего демонического героя Пушкин (а уж он-то, автор язвительных эпиграмм, бретер, а стало быть, обладатель выраженного эпилептоидного радикала, знал, о чем говорит!).