Прах к праху - [33]

Он разделся, запихал все, кроме ботинок, в пакет для прачечной, завязал его и оставил у двери. Да, кого-то в прачечной ждет малоприятный сюрприз.

Вода лилась из душа, словно свинцовый град, такая горячая, что градусом больше, и это уже был бы кипяток. Джон намылил волосы и тело, дал воде как следует помассировать плечи, затем подставил под тугие струи лицо и грудь. В голове беспрестанно крутились события дня, причем в произвольном порядке. Совещание, адвокат Бондюрана, гонка в аэропорт, лента, которой огорожено место убийства, — привязанная к стволам кленов в парке, она трепещет на ветру… Кейт…

Кейт. Пять лет — долгий срок. За пять лет она сделала новую карьеру, начала другую жизнь — что, в принципе, заслужила, если учесть, через что ей пришлось пройти в Виргинии.

А чего он достиг за эти пять лет, кроме репутации? На что потратил массу свободного времени?

Ни на что. У него был дом и «Порше», и шкаф, набитый дорогими костюмами. Все, что он не успевал потратить, шло в пенсионный фонд, хотя вряд ли он проживет на пенсии долго. В конце концов, месяца через два как уйдет с работы, дело кончится обширным инфарктом. Потому что, кроме Бюро, у него ничего нет. Если, конечно, дела не доконают его еще раньше.

Он выключил воду, вышел из душа и насухо вытерся полотенцем. У него до сих пор было тело атлета — крепкое, мускулистое, правда, чуть более сухопарое, чем когда-то. Странно, ведь у большинства мужчин после сорока все обстоит с точностью до наоборот. Он уже не помнил, когда еда перестала доставлять удовольствие, а ведь раньше он считал себя поваром-гурманом. Теперь же ел лишь потому, что надо. Упражнения, которые он регулярно делал, чтобы снять напряжение, заодно сжигали и калории.

И вот сейчас его номер наполнял жирный, пряный запах мексиканской еды. С другой стороны, лучше такой, чем запах обугленного трупа, хотя он по опыту знал, что через пару часов этот мексиканский дух станет настолько невыносим, что его будет мутить и он проснется часа в три часа ночи.

Эта мысль вытащила на поверхность и другие, столь же неприятные воспоминания о других городах, гостиничных номерах и ужинах, когда кусок не лез в горло, потому что вкус пищи перебивал неистребимый запашок смерти. Вспомнилось, как ворочался всю ночь напролет на очередной гостиничной кровати, не в силах уснуть, как сердце паровым молотом билось в груди, когда он, весь в поту, словно рысак на скачках, просыпался от очередного кошмара.

Паника железным кулаком ударила под дых, и он сел на кровати — в спортивных трусах и серой футболке с логотипом академии ФБР. Пару мгновений сидел, сжав голову руками, опасаясь, что сейчас последует приступ — ощущение пустоты, головокружение, тремор, который начинался где-то в глубинах тела и постепенно передавался к конечностям. Ощущение того, что это не он, что от него самого ничего не осталось, страх, что никогда не узнает правды.

Он выругался и, собрав волю в кулак, постарался превозмочь минутную слабость, как делал уже не раз весь последний год. Или уже два? Время он измерял расследованиями, а расследования — жертвами. Его постоянно преследовал один и тот же сон — будто он заперт в белой комнате и волосок за волоском вырывает растительность с головы, называя каждый волос именем жертвы, после чего слюной приклеивает их к стене.

Чтобы побороть панику, он включил телевизор — пусть в номере бормочет еще чей-то голос, лишь бы не страх в его голове, — после чего включил автоответчик. Семь звонков были связаны с другими случаями, которые он притащил сюда вслед за собой: череда ограблений и тяжких убийств гомосексуалистов в Майами, отравление пяти пожилых женщин в Шарлотте, Северная Каролина, похищение ребенка в Виргинии, которое к половине девятого по восточному времени превратилось в убийство, потому что труп девочки был обнаружен в поросшем лесом овраге.

Черт, ну почему он здесь, а не там? Почему не в глубинке, не в Джорджии, где мать четверых детей была до смерти забита молотком — кстати, случай этот точь-в-точь повторял три других убийства за последние пять лет. Или же ему следовало находиться в Англии, консультируя Скотланд-Ярд по делу о девяти изуродованных трупах во дворе заброшенной бойни: у каждого были выдавлены глаза, а рот прошит вощеной ниткой.

— Специальный агент Куинн, с вами говорит Эдвин Нобл.

— И как же ты, поганец, раздобыл этот номер? — спросил Куинн, слушая оставленное на автоответчике сообщение.

Он был отнюдь не в восторге от того, что Нобл задействован в расследовании. Как супруг мэра, он вхож в такие двери, в которые рядовому адвокату путь заказан. А поскольку он был адвокатом Питера Бондюрана, то двери частенько распахивались перед ним сами.

— Я звоню по поручению мистера Бондюрана. Если это возможно, Питер хотел бы встретиться с вами завтра утром. Был бы признателен, если бы вы сегодня вечером мне перезвонили.

После этих слов Нобл оставил номер, а затем вкрадчивый женский голос сообщил, что других сообщений нет. Куинн положил на место трубку, не имея ни малейшего желания перезванивать. Пусть потерпит. Если у него есть что-то по делу, то с таким же успехом он может позвонить Ковачу или Фаулеру из отдела по расследованию тяжких преступлений.