Прачка-герцогиня - [14]

Его взгляд сохранил острую проницательность, а глаза с приобретением могущества как будто наполнились лучезарным светом, распространявшим вокруг ослепительное сияние.

Физические особенности Наполеона не представляли ничего ненормального. Его голова имела большой размер – двадцать два дюйма в окружности (60 сантиметров), была сплющена на висках. Кожа на голове отличалась чрезвычайной чувствительностью, так что знаменитые маленькие треуголки приходилось подбивать ватой. Ноги императора были миниатюрны, руки очень красивы и тщательно выхолены. Тем не менее он имел привычку грызть ногти в дни сражений, когда артиллерия мешкала или когда Мюрат или Бертье медлили кидаться в атаку.

Здоровье Наполеона было превосходно, телосложение – необычайной крепости. Усталость приносила ему отдых. Он был одарен исключительной трудоспособностью, изнеможение было ему незнакомо. Спрыгнув с лошади, он тотчас приступал к просмотру счетов, ведомостей, к проверке денежных сумм. Этот человек входил во все мелочи, его ум стремился вникнуть в самые незначительные факты.

Итак, Наполеон был в расцвете сил и на вершине могущества, когда после развода вздумал жениться на Марии Луизе.

Мысль об этом браке, об этой молодой девушке, которой предстояло вскоре сделаться его женой, поглощала императора, а отсюда проистекали тревожное заглядывание в зеркала и изменения в его манерах.

Первым изменением, внесенным в привычки Наполеона близостью свадьбы, явилась невиданная прежде забота о своем костюме.

Между прочим, император обычно повязывал голову на ночь фуляровым платком; это был не особенно величественный головной убор; он не был смешон старухе Жозефине, но мог уронить Наполеона в глазах юной Марии Луизы. Приняв это в соображение, царственный жених отказался от своей ночной короны и стал приучать себя спать с непокрытой головой.

Наполеон не изменял своему обычаю ежедневно принимать ванну. В ней он прочитывал депеши, а после нее заставлял массировать себя, растирать тело щетками и освежать одеколоном. Он брился сам перед зеркалом, которое держал Рустан, его верный мамелюк. Император носил нижнее белье из полотна, белые шелковые чулки и брюки до колен из белого казимира. То был его обычный костюм полковника стрелкового полка. Но, желая понравиться Марии Луизе, он призвал портного, который шил на Мюрата, и заказал ему роскошный фрак, в каких щеголял неаполитанский король, франт и хвастун большой руки Впрочем, заказанный фрак не понравился Наполеону и он не захотел оставить его у себя. Напрасно портной предлагал перешить эту вещь по-другому; великолепное и слишком богатое платье было не по душе императору; он не мог видеть его и подарил своему зятю, который был в восторге от дорогого шитья, покрывавшего сплошь этот парадный наряд. Зато Наполеон, расставшись со своими сапогами, на которых неизменно звенели шпоры, велел дамскому башмачнику сшить легкие башмаки и стал учиться вальсировать в этой обуви у несравненного Деспрео. Ему хотелось открыть бал с Марией Луизой на своем свадебном пиру, а ведь известно, что немецкая принцесса не обойдется без вальса!

В то же время Наполеон с лихорадочной поспешностью носился по дворцу Тюильри, приказывая снимать обивку, картины со стен, менять меблировку, обновлять украшения, решив, что ничто не должно было напоминать новой императрице о пребывании здесь прежней. Порой среди этой суетливой беготни по дворцовым галереям Наполеон останавливался в задумчивости перед портретами Людовика XVI и королевы Марии Антуанетты, которые он приказал повесить в гостиной будущей императрицы, и можно было расслышать, как этот честолюбец бормотал с улыбкой удовлетворенной гордости на устах:

– Король – мой дядя! Моя тетка – королева! Мария Луиза действительно приходилась родной племянницей Марии Антуанетте.

В один из таких моментов экстаза и затаенной радости император увидал Лефевра.

– Идите сюда, идите, герцог Данцигский, – весело сказал он, – мне надо с вами потолковать.

– Гм… – проворчал сквозь зубы Лефевр, – опять он прожужжит мне все уши похвалами своей австриячке! Это совершенство, восьмое чудо света, никогда еще не бывало такой прекрасной принцессы. Пусть бы выбирал для своих излияний Марэ или Савари, а мне они давно набили оскомину!

Маршал Лефевр жалел отверженную Жозефину. Ему было больно, что император опять возводит на французский трон одну из тех австрийских принцесс, брачный союз с которыми всегда был пагубен для приютившей их страны. Кроме того, развод претил старому служаке. Он смотрел на него как на побег. Если ты вступил вдвоем в битву с жизнью, то не надо бросать друг друга в пылу сражения.

Между тем Лефевр не мог не пойти на зов императора, и ему пришлось присоединиться к Наполеону в парадной гостиной Тюильри, где партия обойщиков покрывала стены материей ярко-желтого цвета, усыпанной пчелами, и прилаживала пышные занавеси с Разводами.

– Ну что, маршал, ведь красиво, свежо? – спросил Наполеон с довольным видом купца, удалившегося от дел, который показывает приятелю свои владения, гордясь роскошью устроенного им жилища.

– Богато, что и говорить, – ответил Лефевр, – должно быть, эти затеи стоили вам недешево!