Позывные дальних глубин - [29]

А Шелаботин, неколебимый в своем командирском величии и долге, кивнул старику на стул, дозволяя садиться рядом. Егор же при этом еле сдерживал улыбку, полагая возникшую ситуацию более наигранной, чем естественной и подходящей к данному случаю. Но потом догадался, что Николай Иванович, безусловно подчиняясь Шелаботину как командиру, невольно обнаруживал свое привычное состояние — готовность служить флоту до «деревянного бушлата», до последнего «оборота винта» своего старого сердца.

«Бог мой! — подумал Егор. — А ведь таким дедком вполне сейчас мог бы стать мой батя… не прими лишь его тогда, в сорок втором, черноморская вода. И Непрядову уже иначе, со странным чувством сострадания, нежности и, вместе с тем, горделивого обожания взглянул на помолодевшего, воспрянувшего духом старика.

Николай Иванович достал очки, натянул кривые дужки на свои оттопыренные уши и с готовностью глянул на офицеров.

Втроем они склонились над чертежом, где был чётко прорисован рельеф дна с изображением лежащего на грунте транспорта «Ветлуга».

— Посудина завалилась на правый борт, — говорил старик, тыча корявым пальцем в чертёж. — В этом и вся загвоздка. Так вот запросто её тросами не зацепишь, тут помозговать надо.

— А сколько вы тогда подвели понтонов? — вопрошал Шелаботин, будто экзаменуя старика.

— По восьми с каждого борта.

— А надо было сколько?

Старик задумался, поглаживая широкой пятёрней смуглую лысину. Потом отвесил ладонь, как бы пробуя на ней подъёмную силу понтона и ответил:

— Да ведь… дополнительных надо было бы сверху навесить на тросах еще пары две, а то и три.

— Ну и чего же вы?..

— Так ведь не было тогда лишку, — оправдывался старый водолаз. — Все, какие есть, понтоны задействовали.

Шелаботин кивнул, принимая к сведению оправдания старика и сказал:

— А вообще ты прав, Николай Иванович, именно на четыре понтона надо было увеличить подъёмную силу. Наши инженеры примерно так и посчитали, — и с этими словами протянул деду карандаш. — Обозначь-ка мичман, как вы тогда предполагали крепить дополнительные троса.

Старик засопел, морща лоб и с трудом припоминая, как они в далекие сороковые годы пытались «оторвать» транспорт от грунта и, придав ему соответствующую положительную плавучесть, поднять на поверхность моря.

Егор мало вслушивался в разговор, который его, в сущности, не очень-то касался. Он с напряжением вглядывался в лист ватмана, где были помечены все находившиеся на дне вокруг транспорта посторонние объекты. Егор видел отметки крестиком, принадлежавшие останкам двух самолетов — вероятно тех самых, которые бомбили транспорт, а затем были сбиты корабельными комендорами. Обозначено было местоположение затонувших шлюпок и даже автомобиля, не понятно как оказавшегося на морском дне. Но только не было метки, относящейся к «малому охотнику», которым командовал отец. А ведь его корабль, можно предположить, должен был бы находиться на дне где-то неподалёку от транспорта. И Егор на всякий случай спросил об этом ещё раз, выбрав подходящий момент, когда разговор по существу дела начал подходить к концу.

— Нет, — решительно ответил Шурик. — Я же тебе говорил: мои водолазы всё там прочесали кабельтовых на десять вокруг. Никакого «охотника» они там не обнаружили. Это уж точно. Значит, он затонул где-то дальше.

Однако Николай Иванович на это возразил.

— Плохо прочесали, — сказал он, тыча карандашом рядом с транспортом. — А вот в эту расщелину вы заглядывали?

— Да ведь как-то ни к чему было туда соваться, — ответил Шурик и уточнил. — Это довольно глубокий тектонический разлом, к тому же извилистый и не очень широкий. И потом, близость его никоим образом на судоподъём не влияет.

— Вот то-то и оно, — укоризненно изрёк Николай Иванович. — Я вот не поленился для пущей верности туда заглянуть. Там и обнаружил эту самую «мошку», как тогда называли «малые охотники» за подлодками, — потом уточнил как бы между прочим. — Да я ж и бортовой номер помню: «МО-207».

Подмигнув Егору, Шелаботин спросил старика:

— Может, и фамилию командира той самой «мошки» знаешь?

— Да как не знать, если он моим соседом был — это ж Непрядов Степан, — и для большей убедительности показал отогнутым большим пальцем куда-то за спину. — Вон там, значит, на соседнем дворе, они и проживали. Дом-то их, правда, не сохранился, одна труха от него осталась.

— А кто это — они? О ком ты говоришь? — продолжал Шурик допытываться, крепко сжав под столом Егорову коленку и давая тем самым знак, чтобы пока не вмешивался.

— Да Непрядовы! Кто ж ещё? — раздражался Николай Иванович на удивительную, как ему казалось, непонятливость Шелаботина. — Сам Степан, жена его Оксана, да пацан их… — старик напрягся, стараясь припомнить. — Не то Борькой звали его, не то Жоркой.

— А может, Егоркой? — подсказал Шурик.

— Может и Егоркой, согласился старик. — Да что уж теперь гадать, все они погибли.

При этих словах Шелаботин вопрошающе глянул на Егора, не отпуская его коленки. Тот сидел в большом напряжении, с окаменелым лицом, не произнося ни слова.

Почувствовав непонятное замешательство, старик забеспокоился.

— А чё? Разве я не так чё сказал?