Позывные — «02» - [11]

— Я категорически запрещаю писать сочинения шариковыми ручками. Буду ставить двойки, — заявила Елена Павловна в начале учебного года.

— Почему? — послышались голоса.

— Потому что нельзя, — отрезала Елена Павловна.

— Но… — попробовал возразить Славка.

— Без всяких «но», Лазарев, — оборвала его Елена Павловна. — Последнее время вы постоянно противодействуете мероприятиям, проводимым в классе. Извольте подчиняться и не рассуждать…

На следующий день Елена Павловна обнаружила на своем столе вырезку из газеты, где было помещено разъяснение, что ученикам всех классов разрешается писать шариковыми ручками.

— Кто положил газету? — показывая на вырезку, нахмурившись, спросила она. — И что вы этим хотели сказать?

— Газету положил я, Елена Павловна, — встал из-за парты Славка. — А сказать хотел лишь то, что вы мне не дали сказать вчера.

— Прекрасно, Лазарев. Мы еще вернемся к этому вопросу в другой обстановке, — ледяным тоном произнесла Елена Павловна.

Это был явный намек, что Славке придется держать ответ за свой поступок перед дирекцией школы. Но когда Елена Павловна рассказала об инциденте завучу, сетуя на дерзость Славки и требуя его наказания, Нина Васильевна ее не поддержала.

— А в самом деле, Елена Павловна, почему же нельзя писать шариковыми ручками? — мягко спросила она.

— Да потому, что паста растекается, и мне трудно читать их работы.

— Но надо было так и объяснить ребятам.

— А разве недостаточно того, что я сказала. По-вашему, учитель каждый свой поступок должен объяснять ученикам? Может быть, прикажете еще одобрение их получать? — Елена Павловна не скрывала иронии.

— Нет, я так не думаю, однако не могу понять вашего пренебрежения к мнению учеников, кстати, уже далеко не детей. Не кажется ли вам, Елена Павловна, что вы, — Нина Васильевна сделала паузу, подбирая слова, — несколько прямолинейны в отношениях с учениками, ко всем подходите с одной меркой, требуете беспрекословного подчинения и послушания, не считаясь с их желаниями и интересами?

— Кажется, я не первый год в школе, — обиженно поджала губы Елена Павловна.

— Верно, — вздохнула Нина Васильевна, — но все же я вынуждена просить вас подходить внимательнее к каждому ученику.

Особенно раздражал Елену Павловну Лазарев. И не столько ошибочностью взглядов, как ей казалось, а скорее своим упрямством, стремлением настоять на своем.

Отношения Славки с Еленой Павловной окончательно испортились после того, как она поставила ему единицу за сочинение по «Преступлению и наказанию». Нет, в сочинении не было ошибок с точки зрения грамотности и стиля изложения, оно, как и предыдущие работы Славки, было безупречным. Но он «посмел», — она так и сказала потом при разборе в классе, — не согласиться с «официальной», это слово Елена Павловна произнесла с особым ударением, точкой зрения.

— Я имею полное право высказывать свой взгляд на творчество любого писателя, — категорически заявил Славка.

Нина Васильевна настойчиво пыталась убедить учительницу, что она не совсем права.

— Разве у нас, у взрослых, не почитается как достоинство способность отстаивать свои убеждения, не менять их по первому требованию? — говорила она Елене Павловне.

— Это обычное мальчишеское упрямство, не более того.

— Ну почему же упрямство? Потому, что его точка зрения не совпадает с вашей или моей?

— С общепринятой…

— Хорошо, — согласилась Нина Васильевна, — тогда давайте искать способ изменить его взгляд, а не обрушиваться на Лазарева только потому, что он посмел «свое суждение иметь».

Елена Павловна оставалась непреклонной и по-прежнему видела в Славкином поступке лишь злой умысел.

* * *

В институте Калетдиновой не оказалось: начались зимние каникулы. Хозяйка квартиры, которую она снимала, сообщила, что квартирантка уехала, кажется, к родителям в райцентр, расположенный в тридцати километрах от города. В личном деле оказался и адрес родителей.

Наутро друзья приехали в райцентр и подъехали к старому дому. Их встретил пожилой мужчина, с громадными, похожими на усы, бровями. Вошли во двор, по которому металось в поисках пищи неисчислимое количество кур. Громадный волкодав рвался с цепи и отчаянно лаял на незнакомцев.

— Зуфар Анварович, нам нужно поговорить с вашей дочерью, — после того как они представились, сказал Туйчиев.

— А ее нет дома.

— Где же она? — громко спросил Соснин, стараясь перекричать собаку.

— Не знаю. Вообще-то обещала на каникулы приехать. Да, видно, задержалась. Случилось что? — забеспокоился хозяин.

— Может быть, жена знает? — не отвечая на вопрос, спросил Туйчиев.

— Вера осенью умерла, — тихо ответил Зуфар Анварович.

— Извините. Мы не знали. Вашей дочери в городе нет. Где, по-вашему, она может сейчас находиться?

— Ой, не иначе произошло с ней что? — снова заволновался хозяин.

— Пока оснований для беспокойства нет. Просто она нам очень нужна. Так куда она могла поехать?

— Ума не приложу, — Калетдинов потер подбородок. — Может, к племяннику в Ригу. Это двоюродной сестры моей сын, — пояснил он. — Летом собиралась, да не вышло, может, сейчас туда поехала? Вот адрес у меня. Она переписывалась. Вообще-то она у меня самостоятельная. С родителями не считается. После смерти-матери совсем отбилась от рук, — пожаловался он. — Больше вроде некуда ей ехать. Хотя, кто ее знает, — задумчиво произнес Калетдинов.