Позывной "Хоттабыч". Книга 1 - [80]

Постепенно пропали все звуки. Отключились все чувства. Только постепенно набирающее «обороты» биение моего, все еще продолжающего молотить сердца, не давало мне окончательно раствориться в бесконечном и необъятном космосе. Не давало успокоиться! Не давало расслабиться! Не давало отключиться! Нервировало, причиняя мне настоящую боль! Вскоре кроме этого ускоряющегося перестука не осталось ничего. Надрывный стук сердца заполонил все вокруг. Он был везде… Он был во мне… И я сам превратился в эту болезненную пульсацию. Звук сердца «перерождался», то превращаясь в рваные ритмы шаманского бубна, то в дикие звуки африканских Там-Тамов, зовущих пустить кровь, дотянуться до врага, хотя бы на последнем издыхании и вонзить зубы в его податливое горло! И когда перестук достиг своего апогея, мое сердце взорвалось огненным протуберанцем, способным зажигать и гасить звезды. Но меня это «взрыв» лишь выбросил в опостылевшую реальность…

Я вновь лежал на сырой земле, скорчившись в позе эмбриона. Вот только на этот раз мои ощущения оказались… какими-то странноватыми, что ли? Мир перед глазами все еще продолжал бешено вращаться, голова кружилась, а во рту чувствовался металлический привкус крови. Но боли не было, хотя ублюдки к этому моменту должны были основательно меня «поломать». Один из них, по-моему, Толоконников всадил со всей дури кирзачом мне по лицу, видимо, стремясь в отместку сломать мне нос… А у меня даже голова от удара не мотнулась! Так, словно резким порывом ветра в лицо дунуло — и всё!

— А! Бля! Больно! — заорал, словно умалишенный Егорка, схватившись руками за отбитую конечность и прыгая на одной ноге.

— Чё орешь, дятел? — Мажорик остановился и, тяжело дыша, накинулся на подельника.

— Нога… — оправдываясь, заныл Егорка. — Словно чугунную чушку приложил!

— Да ты сам, сука, чушок! — обозвал шестерку Варфоломеев.

Пока они препирались, я постепенно приходил в себя, пытаясь определить, в насколько «аховом состоянии» нахожусь в данный момент. После такой интенсивной обработки ногами, я должен был превратиться в кровавую отбивную, не меньше. Но провести ревизию не удавалось — никакой боли я не чувствовал до сих пор. Зато почувствовал другое — мое тело продавливало землю, словно постепенно в нее погружаясь, хотя при моем тщедушном весе такого просто не могло быть! Но оно было! Ладно, позже разберусь… Я попытался собрать все силы в кулак, чтобы перевернуться и встать на ноги, но вместо этого что-то в земной глубине глухо «заворчало», а после этот заброшенный уголок сада сотряс мощный подземный толчок.

Говнюки, с трудом удержавшиеся на ногах, замерли, на мгновение забыв обо мне, и испуганно заозиравшись.

— Это чё? — Отмер первым Толоконников.

— Через плечо! — осадил его Вафоломеев. — Опять землетрясение, как несколько дней назад! А вы уже и в штаны наложили?

Я рывком оторвал свое странно «потяжелевшее» тело от земли, опираясь ладонью о заросшую зеленью свежую дернину. Но вот какое дело — моя ладонь тут же погрузилась в землю по самое запястье, как будто я пытался оттолкнуться от мягкой вспашки. Но земля-то здесь ни разу не мягкая! Утвердившись на коленях, которые тут же принялись медленно утопать в земле, я первым делом высвободил руки, чтобы было чем защищаться.

— Ты посмотри, какой крепкий старикан нам попался? — Не без удивления воскликнул гребаный мажорик в ответ на мои потуги. — Добавить еще? — И он оскалился, засветив свои мелкие «крысячьи» зубки.

— Фофрофуй! — хрипло прошамкал я беззубым ртом (вставная челюсть куда-то потерялась, пока я пребывал в беспамятстве), глядя отморозку в глаза.

Пока мы бодались взглядами, мне удалось подняться на ноги, которые тоже медленно, но неумолимо начали свой дрейф к центру земли. Где-то недалеко уже звучали голоса, кто-то бежал к нам — наверное Надюшка привела «подмогу» в лице наставников и начальства. Осталось продержаться совсем чуть-чуть.

— Ты сам напросился! — взвизгнул Варфоломеев, пытаясь заехать кулаком мне в челюсть. — Хреначь его, пацаны!

И вот его кулак, летящий мне в лицо, вдруг неожиданно заискрил, а после вспыхнул ярким обжигающим пламенем. Чувство опасности взвыло и я, на полном автомате, просто отбил в сторону этот дурацкий по своей прямоте удар ребром раскрытой ладони — бойцом Варфоломеев был просто никаким! А вот то, что произошло дальше, ввергло меня в самый настоящий ступор: рука мажорика в том самом месте, где соприкоснулась с моей ладонью, переломилась и оторвалась, словно была слеплена из дерьма и, орошая все вокруг брызгами крови, улетела далеко в кусты.

Пока Варфоломеев пялился на фонтанирующую кровью культяпку, видимо, пребывая в шоке, двое его подпевал-шестерок испарились с места преступления, словно их никогда тут и не было. Едва они исчезли, кусты затрещали и на полянку вломился взмыленный, словно загнанная лошадь, мужик в форме комиссара государственной безопасности третьего ранга.

— Коля! Сынок! — воскликнул мужик, бросаясь к покалеченному и истекающему кровью мажорику. — Что же… Да что же это… — запричитал он, подхватывая заваливающегося на землю Варфоломеева. — Медика сюда! Срочно!