Позвольте представить вам советскую научную фантастику - [2]
Некоторым пуристам вероятно может показаться странным тот факт, что я не могу представить себе советской научной фантастики без польского гения Станислава Лема. Его блестящая философская проза («Солярис», «Эдем»), трактат «Сумма технологии» и полные юмора дневники Иона Тихого оказывают большое влияние на творчество современников. Как никто другой, он сумел передать неуверенное продвижение ищущего человечества.
Георгий Гуревич — глава нашей научно-технической фантастики, он склонен предаваться размышлениям типа «Что, если…» человечество получит возможность регенерировать клетки? Оправдано ли прослушивание чужих мыслей? Гуревичу была присуждена одна из первых премий памяти Ефремова.
Разрешите мне закончить свой обзор списком самых популярных научно-фантастических произведений за 1987 год.
РОМАНЫ: Стругацкие «Сказка о тройке», «Гадкие лебеди», М. Булгаков «Дьяволиада», «Собачье сердце», А. Житинский «Потерянный дом, или Разговор с милордом», К. Булычев «Свод ведьм»[1].
РАССКАЗЫ: Рыбаков «Его оружие», «Зима» В. Шаламов.
ПЕРЕВОДНЫЕ РОМАНЫ: С. Лем «Футурологический конгресс», Виндам «Крусамеды»[2], Боб Шоу «Нулевой человек».
На первый взгляд может показаться, что советские любители фантастики сейчас зачитываются вещами, вышедшими уже давно, которые могут показаться западному читателю немодными. С другой стороны, претерпеваемый сейчас нашей литературой период развития обещает в будущем принести уникальные плоды.
Здравствуйте, Игорь!
Ваши соображения, касающиеся прошлого выпуска журнала «Вижнз», вначале должны были войти в Вашу статью «Позвольте представить вам советскую научную фантастику», однако из соображений экономии журнальной площади мы поместили их в рубрике писем. Вы, Игорь, как обычно, предлагаете необычный взгляд на наши недавние публикации. Нам очень хотелось услышать критические замечания в свой адрес и от наших американских читателей. У кого-нибудь есть, что добавить?
Дорогая редакция «Вижнз»!
Разрешите мне порассуждать о воззрениях, которые излагает в предыдущем выпуске профессор Саган. Была очень подробно обрисована роль научной фантастики как фактора, уменьшающего боязнь нового и проводящего научные идеи в массовое сознание. Однако научная фантастика — литература, хотя и литература, имеющая свои особенности; именно в этом качестве она принадлежит к процессу самопознания человека. Прослеживая в себе различные влияния извне, мы начинаем понимать, что новые технологии и открытия сами по себе лишь делают наш мир менее прочным. В то время как традиционная литература отражает реальность, данную нам в ощущениях (вспомните панику, вызванную радиопостановкой по «Войне миров» Г. Уэллса в 1930-х годах: это был урок, со всей объективностью продемонстрировавший отсутствие альтернатив реальности), научная фантастика устанавливает хрупкое равновесие между реальным и нереальным, перебрасывает мосты между сущим и возможным.
Моральный аспект присутствует всегда. В пользу этого свидетельствуют такие произведения, как «Вне времени» Майкла Ландуэбера или «Хирургическая забастовка» Энтони Шинеллы с их сожалением по социальным условностям и порядкам: они волнуют нас, выразительно показывая человечество в системе известных схем.
«Вне времени» — очевидно, произведение научной фантастики, так как оно согласуется с нашими знаниями о поведении человека. Как бы мои личные пристрастия ни нашёптывали, что поведение жителя пещеры неестественно (в начале конфликта он чересчур пассивен, а после шока, которому подвергается в кабине посланий, он будет избегать любых дверей и закрытых помещений, хотя и садится в челнок), — в таком случае покажется ложным и поведение Макса. Я хочу сказать, что люди прошлого и будущего тщательно срисованы с современного человека и, таким образом, никакой подлинно фантастический конфликт здесь невозможен. Отсылаю читателей к интервью с А. Азимовым в предыдущем выпуске журнала (с. 22): «Моя научная фантастика зависит от научного фона» — подчеркивает он.
«Хирургическая забастовка» представляется мне искусственной в части теории об определении разновидностей организмов в горле с первого взгляда. Любая возможная в будущем война требует определенных приготовлений для того, чтобы побуждать людей действовать нужным образом. И поведение Мэлори, почти профессора колледжа в области изобразительных искусств, противоречит утверждению: либо неестествен герой, либо сюжет. Недавно я прочитал статью, в которой был упомянут дневник советского писателя реалистического направления Ю. Олеши. Это — своевременная иллюстрация идеи «Хирургической забастовки». К числу творческих замыслов Олеши относилась пьеса о Второй мировой войне (Великой Отечественной войне). Фашистский драматург приезжает к своему другу на передовой — командиру батальона. В разговоре о русских и русской культуре он упоминает поэтичное фольклорное предание о сказочном граде Китеже. Офицер кричит, хватаясь за пистолет: «Нет, это ложь! Это ваша собственная фантазия. Они не могут создавать ничего прекрасного!» Невозможно относиться к людям как к низшим существам, если они способны создавать красоту; и мы видим, что Мэлори скорбит над развалинами дворца.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
С переводчиком Шекспира А. И. Кронебергом Белинского связывали дружеские отношения с конца 1830-х гг. В данной и в другой, более поздней рецензии, опубликованной в августе в «Литературной газете», Белинский входит в журнальную полемику, развернувшуюся вокруг перевода «Гамлета». Наиболее сильные ответные удары наносятся при этом по О. И. Сенковскому, автору рецензии на «Гамлета» в переводе Кронеберга в «Библиотеке для чтения», и по Н. А. Полевому, чей перевод «Гамлета» Белинский теперь подвергает жестокой критике.
«Появление книжки г. Васильева очень порадовало нас. В самом деле, давно бы уже пора приняться нам за разработывание русской грамматики. А то – ведь стыдно сказать! – грамматика полагается у нас в основание учению общественному и частному, – а, между тем у нас нет решительно ни одной удовлетворительной грамматики! И как же бы могла она явиться у нас, когда теория языка русского почти не начата, и для грамматики, как систематического свода законов языка, не приготовлено никаких данных?…».
«Что нужно человеку для того, чтоб писать стихи? – Чувство, мысли, образованность, вдохновение и т. д. Вот что ответят вам все на подобный вопрос. По нашему мнению, всего нужнее – поэтическое призвание, художнический талант. Это главное; все другое идет своим чередом уже за ним. Правда, на одном таланте в наше время недалеко уедешь; но дело в том, что без таланта нельзя и двинуться, нельзя сделать и шагу, и без него ровно ни к чему не служат поэту ни наука, ни образованность, ни симпатия с живыми интересами современной действительности, ни страстная натура, ни сильный характер…».
«…наша критика (если только она есть) не может назваться бедною, истощенною труженицей, сколько потому, что у нас мало деятельных писателей, столько и потому, что у наших писателей деятельность редко бывает признаком силы и разносторонности таланта, что, прочтя и оценя одно их произведение, можно не читать и не оценивать остальных, как бы много их ни было, в полной уверенности, что они пишут одно и то же, и всё так же. Нам кажется, что г. Тимофеев принадлежит к числу таких писателей. Чего не пишет он, каких стихотворений нет у него!.
Лет тому восемь назад представитель какого-то сибирского университета обратился ко мне с просьбой написать сочинение, наподобие тех, что пишут школьники. Мне предложили взять любое произведение из школьной программы и разобрать «образ» любого из персонажей. Предложение показалось интересным, и я согласился. Написал сочинение по роману Ивана Гончарова «Обломов» и даже получил за него какую-то денежку. Экземпляра сборника мне так и не прислали.И вот теперь нашёл я среди замшелых файлов этот текст и предлагаю вашему благосклонному вниманию.
«Он страдал от себя, болел собою. Его лирические строфы показывают, как ужас самопрезрения проникал в его душу, как изнывал писатель в неисцелимой тоске и, словно ребенок, ждал и жаждал спасения от матери, со стороны. «Выводи на дорогу тернистую!..» Но, разумеется, на тернистую дорогу не выводят, а выходят. И со стороны не могло явиться того, чего не было в сердце и воле самого поэта, так что до конца дней своих томился Некрасов от горькой неудовлетворенности, от того, что он не мог прямо и смело смотреть в глаза своей взыскательной совести и в жизненной вялой дремоте «заспал» свою душу…».