Позолоченное великолепие - [13]

Под соседним брезентом что-то зашуршало и, когда он вскочил, думая, что это крыса, маленькая рука зажала ему рот, он почувствовал теплое дыхание, и хорошо запомнившийся голос Полли прошептал ему на ухо:

— Ни звука, Томас Чиппендейл! Я сбежала!

Он машинально выполнил этот приказ, накрыл себя и Полли брезентом и, оттолкнув ее руку, сердито прошептал:

— Полли! Я не знал, что ты работаешь в этом доме! Ты бестолковая деревенщина! Почему ты сбежала? Они ведь устроят погоню и отвезут тебя назад!

— Если они не найдут меня, то не отвезут обратно! — отрезала она. — Мне там не нравится. Сначала я с утра до ночи чистила горшки и сковородки. Эти знатные люди едят до отвала, а я с мальчиком на судомойне никак не успевала перемыть все. Я плакала, пока не иссякли слезы. Тогда мне все стало безразлично, и я чуть не умерла. Но одна из служанок сжалилась надо мной. Она была любовницей дворецкого и уговорила его, чтобы он позволил мне подметать, натирать полы в доме и все такое прочее. Но сейчас мне эта работа совсем опротивела. — В ее голосе появились нотки крайнего отчаяния. — Том, ты должен мне помочь. Я решила сбежать при первой возможности, какая подвернется, и когда сегодня увидела тебя с папой у конюшни, то поняла, что такая возможность появилась.

Полли обхватила его за шею, чуть не задушив, крепко прижалась лицом к нему и разразилась слезами, которые долго сдерживала, считая, что ей не подобает выказывать такую слабость.

Томас разозлился на нее. Ей повезло, ведь ее повысили среди слуг, а она бросила все ради чисто женского каприза, который он никак не мог понять. Если бы у Томаса хватило ума, он крикнул бы отцу, фургон развернули бы и отвезли Полли обратно, прежде чем обнаружилось ее отсутствие. Но он не мог предать ее. Она источала приятный чистый аромат, волосы, упавшие ему на лицо, были мягкими и шелковистыми, исчез неприятный запах, каким в прошлом отдавала ее одежда и одежда любого, кто жил в лачуге ее семьи. Ему было приятно ощущать ее тело, это было новое ощущение, пробудившее в нем любопытство. Он стал гадать, похорошела ли она и поправилась ли от вкусной еды, по тяжести ее тела он догадался, что за полтора года с их последней встречи она выросла.

Но тут его снова обуял гнев. Его ничто так не порадовало бы, как работа в великолепном доме. Когда-то он думал, что у нее не все в порядке с головой, и сейчас ему показалось, что это так. Чуть не задохнувшись, он легонько отстранил ее от себя, радуясь, что при таком свисте ветра, гулявшего в скрипучих ветвях, их перешептывания не достигнут ушей отца.

— Подумай хорошенько, прошу тебя, — умолял он. — Там не может быть так плохо, как ты говоришь. Похоже, в том доме у тебя появились друзья, но, увидев меня, ты затосковала по дому в Отли и временам, когда мы там встречались.

На это последовал сердитый ответ:

— Если ты отправишь меня назад, я утоплюсь в реке, клянусь.

Столь отчаянный ответ смутил его. Старый особняк стоял на южном берегу реки Ур, и вдруг он мысленно представил, как она ныряет в бурную реку.

— Но почему? Почему?

Прошла долгая минута, пока она нашла силы ответить.

— Там со мной жестоко обращались. Это сделал сам хозяин. Он пожилой мужчина и не любит старых женщин, если ты понял, что я имею в виду. Если бы я продолжала мыть горшки и сковородки, он бы никогда не заметил меня.

Том почувствовал, как его охватывает страх, а кровь стынет в жилах, Недавно одного мужчину из Отли повесили после того, как тело изнасилованной девочки нашли в канаве. Однажды, ожидая в таверне появления отца, он услышал, как тихо разговаривают двое мужчин, не заметивших его за деревянной скамьей с высокой спиной. Он услышал много и понял, что купля и продажа детей в Лондоне и крупных городах — дело обычное. Подумав, что Полли подверглась греховному обращению, он испытал ужасный стыд за весь мужской род. Он чуть не потерял дар речи.

— Тогда ты больше не вернешься в это место! Никогда! Я позабочусь о тебе. Я найду тебе надежное место.

Томас придумал, как поступить. Ее надо спрятать на чердаке мастерской. Чердак обогревала труба кухонного очага, а отец наведывался туда редко. Поскольку его мать лежала в постели после очередных неудачных родов, достать из кладовой еду для Полли будет совсем нетрудно. Никто ничего не заметит. Казалось, что все чудесным образом уладилось. Но ему не пришло в голову, что Полли кое-что утаила от него.

Полли оставалась в фургоне под брезентом до тех пор, пока Томас с отцом не распрягли лошадь. После того как они накормили и напоили животное, Джон вошел в коттедж проведать жену, прежде чем отправиться в трактир «Герб плотника», расположенный на другой стороне улицы. Как только опасность миновала, Томас повел Полли, державшую в руках небольшой сверток с пожитками, на кухню. Он впервые увидел ее при свете. Нет, она не похорошела, печать старости, не исчезающая с лиц бедных людей с самого рождения, лишала их возможности стать красивей даже тогда, когда их жизнь улучшалось. Но ее волосы, перехваченные сзади лентой, стали густыми и обрели красивый рыжевато-золотистый цвет, какого ему раньше не доводилось видеть.