Пожнешь бурю - [21]

Невероятный прилив сил позволил ей вывернуться, высвободить одну руку, и маленький стиснутый кулачок изо всех сил врезался в искаженную похотью физиономию. Он взвыл от боли, схватил ее за плечи, толкнул назад так, что она ударилась затылком о каменную стену. От боли ярость ее усилилась, и Мереуин, пнув его, закричала во весь голос, взывая о помощи.

– Заткнись, шлюха проклятая! – Он бешено тряс девушку, головка на стройной шее моталась из стороны в сторону, а она молотила кулаками, не сознавая, что продолжает кричать, что отовсюду сбегаются люди, хотя никто не спешит предложить ей помощь.

– Эй, а ну-ка прекратите!

Одетый в форму констебля человек с длинным костлявым лицом прошел сквозь расступившуюся толпу к сцепившейся в драке парочке. Он быстро разнял их, громко повторяя приказ немедленно прекратить безобразие. У Мереуин кружилась голова, губы распухли, она подняла удивленные темно-синие глаза на расплывающуюся перед ней фигуру констебля.

– О, вы пришли, слава Богу! – прошептала девушка, сообразив наконец, что перед ней полицейский.

– Констебль, арестуйте немедленно эту женщину! – Приказ исходил от всклокоченного, задыхающегося мужчины, стоящего рядом с ней, и сопровождался тычком трясущегося пальца в тоненькую, прижавшуюся к стене фигурку Мереуин. – Она пыталась меня соблазнить… – да… а когда я отверг предложение, маленькая шлюха набросилась на меня и хотела украсть драгоценности! – Он воздел руки с блеснувшими на костлявых пальцах перстнями, а выражение холодного и сдержанного гнева на лице придавало обвинению убедительность.

– Сомневаюсь… – растерянно произнес констебль, но разъяренный джентльмен перебил его, угрожающе махнув кулаком в сторону Мереуин.

– Мой отец, между прочим, Джон Роулингс, сэр! Как по-вашему, что он скажет, узнав, что ко мне здесь, в месте, где вы отвечаете за порядок, привязалась мерзкая проститутка?

Длинное лицо констебля еще больше вытянулось, и он нервно облизал губы.

– Так точно, мистер Уильям, ваша правда. Прошу прощения, не признал вас. Такое несчастье, да только на улицах их ведь полным-полно. – Он с неприязнью взглянул сверху вниз на лишенное всякого выражения личико Мереуин. – Думаю, не помешает ее забрать.

Уильям Роулингс с равнодушным видом отряхивал пыль с плаща.

– Хорошо. Этого я от вас и ожидал. Ваше имя, сэр?

– Мое? – испуганно переспросил констебль. – Р-рэн-дольф Уиджетт, сэр.

Тонкие губы скривились в ухмылке.

– Прекрасно, констебль Уиджетт. Обязательно сообщу отцу, что вы все уладили своевременно и любезно.

Констебль Уиджетт просиял.

– Что ж, спасибо, вы очень добры, сэр! – Он восторженно посмотрел вслед Уильяму Роулингсу, который повернулся и исчез в почтительно расступившейся толпе, а потом демонстративно схватил Мереуин за руку и рявкнул: – А ты следуй за мной…..

– Я… – начала было она, но окружающий мир вдруг куда-то поплыл, все погрузилось во тьму, девушка пошатнулась и упала бы, если бы не констебль, вовремя, подхвативший ее.

– Будешь переть ее на себе всю дорогу, Рэнди! – раздался из толпы зрителей насмешливый голос. – Гляди, в лужу не урони!

– Силенок-то хватит? – подхватил другой с грубым хохотом.

– Да неужто не хватит! – засмеялся еще кто-то. – Она просто соплячка, нет, что ли? Я б и сам ее потаскал, не свались она замертво!

– Ладно тебе, – презрительно фыркнул первый. – Девчонка чересчур хороша, чтобы ты ей понравился, Ангус Олпин! Не найдется у тебя столько денег, сколько она запросила бы с такого слабака!

Констебль решил не обращать на них внимания и с достоинством поднял Мереуин на руки, хотя больше всего ненавидел женщин, торгующих собой на улицах Глазго. Трудно поверить, что они начинают такими молоденькими, как эта почти невесомая крошка, лежащая у него на руках. Взглянув на нее, он вспомнил свою малютку дочку Дженет, но недовольно хмыкнул, как только подумал о ней. Дженет – милая детка, красавица, любимая всеми, кто ее знает, а эта… всего-навсего проклятая Богом шлюшка, пускай совсем молоденькая, да один Господь знает, сколько мужчин побывало в ее постели!

Когда Мереуин, наконец, очнулась и открыла глаза, она обнаружила, что лежит на сыром каменном полу, в нос ударило омерзительное зловоние, пропитавшее влажный и затхлый воздух. Голова просто раскалывалась, и, дотронувшись до нее, она нащупала на затылке солидную болезненную шишку. Мереуин в смятении принялась гадать, где могла ее заработать. Вспоминалось очень немногое: путешествие в тряском дилижансе в город, прядильня, старик за железными воротами…

Она спрашивала себя, удалось ли ей туда попасть и повидать маркиза, но вместо этого вспомнила темноволосого незнакомца, который… что? Который напал на нее, она попыталась вырваться, и он стукнул ее головой о каменную стену!

Память медленно возвращалась, Мереуин села, прижав трясущиеся руки к груди. Теперь она вспомнила: он назвал ее шлюхой и сказал констеблю, который пришел к ней на помощь, что она приставала к нему и хотела обокрасть.

– Боже милостивый! – прошептала девушка, с трудом поднимаясь на ноги, чтобы оглядеться.

Скудный свет факела отбрасывал причудливые тени на окружающие ее осклизлые стены, а выглянув в узкий коридор, Мереуин увидела перед собой такую же стену с забранными решетками прямоугольными отверстиями и тяжелыми коваными дверями. Отовсюду слышались бормотание, глухие смешки, тихий храп, и она поняла, что находится среди множества людей, хоть никого и не видит.