Пожирательница грехов - [32]

Я снова раздумываю о том, что нужно купить ему стаканы и большое банное полотенце. Но уже в электричке я проезжаю одну станцию, другую, постепенно возвращаюсь к теплице 7-Б. Скоро я войду туда и увижу растения, которые приноровились походить на камни. И я думаю про них: они растут молча, прячась в сухой земле, маленькие события, нолики, ничего не вмещают, кроме самих себя: никакого подсчета калорий, округлые, ласкают взгляд, и потом раз — и нету. Интересно, как они это делают, сколько уйдет времени.

Могила знаменитого поэта

Пару раз мы встрепенулись, но напрасно. Мы проезжаем на автобусе крошечные городки: может, здесь, но нет, и мы едем дальше, но опять нет, мелькают безликие лавки, дома вдоль дороги, никаких указателей. Даже когда мы наконец приехали, мы все равно не уверены. Мы глядим из окна автобуса — есть тут указатели или нет? Водитель ждет.

— Похоже, здесь, — говорю я. У меня есть карта.

— Лучше спросить у водителя, — говорит он. Не доверяет мне.

— Я хоть раз ошиблась? — говорю я, но все же спрашиваю у водителя. И снова я права, и мы сходим с автобуса.

Тесная улица с плоскими серыми фасадами, окна занавешены белым кружевом, стены домов утесами возвышаются над узкими тротуарами, никаких газонов. На улице пустынно: по крайней мере, никакого наплыва туристов. Я голодна, мы ехали все утро, но ему важнее сначала отыскать гостиницу — ему всегда нужна база, дом. Прямо перед нами здание с вывеской “Гостиница”. Мы задерживаемся у дверей, приглаживаем волосы, поправляем одежду. Он с хрустом затаскивает наш чемодан по ступенькам, а дверь закрыта. Возможно, теперь здесь паб.

В надежде, что гостиница найдется подальше, мы спускаемся по холмистой улице, идем вдоль длинной каменной стены, пересекаем дорогу. За углом тротуар кончается. Мимо проезжают машины, будто им есть куда ехать.

У подножья холма вдоль набережной — киоски и скособоченный гостиничный домик, оттуда доносится музыка, хохот.

— Похоже, туристов нету, — радуюсь я.

— Тогда почему гостиница? — спрашивает он, а я не нахожусь с ответом. Он заходит в гостиницу. Вскоре возвращается, разочарованный. Я так устала, даже не вижу моря, замка позади на холме.

— Не удивительно, что он пил, — говорит он.

— Пойду спрошу, — расстроенно говорю я. Это была его идея, пусть бы он сам и искал. Я захожу в универмаг. Там полно людей, в основном женщины, на головах шарфы, в руках — продуктовые корзинки. Они говорят, что гостиницы в городе нет, а одна подсказывает, что ее мать сдает комнаты. Она объясняет, как пройти, остальные смотрят сокрушенно. Я самый что ни на есть турист.

Мы находим дом, огромный, летняя резиденция восемнадцатого века — тогда городок еще переживал золотую пору. Скромная вывеска: комната плюс завтрак. Наконец-то нам разъяснили внятно. Парадная дверь открыта, мы заходим в холл, из гостиной появляется женщина, будто испуганная. Короткая прическа в стиле сороковых — правда, волосы седые и странные залысины. Женщина дружелюбная, даже сверх меры: да, говорит, она может сдать комнату. Я спрашиваю, понизив голос, где находится могила.

— Очень близко, из окна увидите, — говорит женщина, улыбается — знала, что мы спросим, — и предлагает нам книжку о городе, с картой достопримечательностей, где указан его дом и прочее. Она находит книгу, а потом говорит, что покажет нам комнату, и прытко взлетает по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой кирпичного цвета. Комната большая, прохладная, с высоким потолком, обои в цветочек, рамы и косяки выкрашены в белый. Вместо занавесок — ставни. Здесь три кровати, и множество комодов и буфетов, словно в кладовке. Громоздкое бюро загораживает когда-то роскошный камин. Мы говорим: прекрасная комната, мы согласны.

— А могила — вверх по холму, — говорит женщина, указывая через окно, и мы видим купол церкви. — Я уверена, вам понравится.

Я переодеваюсь в джинсы и ботинки, а он ходит и выдвигает все ящики: ищет, не прячется ли где засада или чтиво. Ничего не находит, и мы покидаем комнату.

Мы передумали идти к церкви — он как-то говорил, что церковь так себе, — и отправляемся на кладбище. Должно быть, здесь часто идут дожди: все затянуто плющом, кладбище утопает в некошеной траве — сочной, светлой. Между могилами, словно звериные тропы, проторены дорожки. Сами могилы ухожены, почти на всех трава пострижена, и свежие цветы в круглых подставках с дырочками. И только три старушки ходят по кладбищу с охапками цветов — гладиолусы, хризантемы. Они ходят от могилы к могиле, выдергивают старые цветы и рассаживают свежие, невозмутимо, как стюардессы. Мы им безразличны, они не заговаривают с нами, но и не избегают. Мы — чужие, мы просто ландшафт.

Мы довольно быстро находим нужную могилу: согласно книге-путеводителю, только на этой могиле деревянный крест, а на остальных — каменные. Свежая краска на кресте, в цветнике, на манер английского сада, высажены миниатюрные мускусные розы и бегонии, бордюр из лобулярии неважно смотрится. Я размышляю, кто бы мог высадить его — уж наверняка не она. Три старушки побывали и тут: поставили желтоватую вазу, тусклую, как стаканчик в коробке с крупой. В вазе — оранжевые далии и неизвестные розовые цветы с острыми лепестками. Мы обходимся без церемоний — мы не купили цветов. Замираем в недолгом трауре, затем отходим от могилы: выше по холму — ажурная железная скамья, мы идем к ней. Сидим на солнце, слушаем мычание коров в поле за дорогой и бормотание старушек: мы видим, как они склоняются над могилами и ковыряются в земле, их цветастые платья развеваются на легком ветерке.