Пожирательница гениев - [67]
За год до этого он перенес тяжелую желтуху, и врачи даже говорили о необходимости хирургического вмешательства. Но через несколько недель он встал на ноги, полный энергии, и даже упрямо отрицал, что болен. Во время последнего пребывания в Испании, когда Серт сам наблюдал за тем, как устанавливают его панно, известный барселонский врач (после консультации с лучшими хирургами) решил сделать операцию до торжественного освящения собора.
Накануне дня, когда он лег в клинику, Серт еще стоял на одиннадцатиметровой высоте, чтобы нанести последний штрих на свое панно…
Я же спокойно ждала в Париже, когда он, как только закончит работу, позовет меня, чтобы совершить давно задуманное путешествие. Хотя меня ни о чем не предупредили, много дней не имея от него известий, я стала мучиться предчувствием беды…
Эта операция оказалась для него фатальной. Он умер на следующий день, окруженный тремя своими сестрами, которые всю жизнь обожали его.
Меня, конечно, известили слишком поздно. Когда я приехала, он уже лежал в этом соборе, который только что закончил и где должен был быть погребен. Серт уехал из Барселоны в двадцать лет, чтобы приобрести мастерство и совершенствовать свое искусство. Судьба распорядилась так, что он вернулся туда, чтобы умереть, заканчивая свой огромный труд, и чтобы покоиться под сводами собора, над убранством которого трижды работал с неостывающим рвением.
Вместе с ним для меня исчез всякий смысл существования.
Послесловие
Мизиа пережила Серта на пять лет. Пять мучительных лет, полных разочарований, поражений, физической и моральной деградации.
Закат начался много раньше, задолго до конца. В сущности, он начался с того момента, когда Мизиа почувствовала, что проигрывает сражение, которое вела несколько лет. Сражение, где все было перемешано: и отчаянное желание сохранить Серта, и не потерять Руси, к которой действительно привязалась (когда после смерти Мизии открыли перламутровый медальон в форме сердца, висевший возле ее кровати, там с удивлением увидели фотографию Русуданы). Это сражение, как заметила проницательная Шанель, было искусной и опасной игрой, которую она проиграла, начав терять себя. Близкие к Мизии люди замечали, как менялся ее характер. Все сильнее проявлялось не знающее границ возбуждение и вместе с тем росли сухость сердца, горечь, не свойственные ей раньше. Еще при жизни Дягилева исчезал прежний энтузиазм к новому, что приходило в искусство, появилось равнодушие.
Со смертью Дягилева она потеряла такое важное для нее положение — положение визиря и тайного советника при султане.
Еще один раз ей удалось сыграть главную роль на концерте, который она якобы устроила для Марселль Мейер. Еще раз у нее появилась возможность утвердить себя как личность самостоятельно. Но она, как и в молодости, от этого отказалась.
В день, когда Серт с «маленьким чемоданом» ушел из их общего дома, она сломалась. Все чаще искала успокоение в морфии.
Последовала пора унизительных, отчаянных усилий не потерять Серта и Руси окончательно. Шанель всячески пыталась отвлечь ее, увозя с собой то в Голливуд, то в круизы на яхте Вестминстера или в его замок в Англию. Но верховая езда, псовая охота, теннис, рыбная ловля — все, чем наслаждалась Коко, — Мизии были неинтересны и скучны. А главное, ей надо было быть рядом с Сертами, разделять их жизнь, быть их постоянной спутницей. И вновь она проиграла, став им обоим в тягость.
Теперь ей досталась жалкая роль. В ее присутствии испытывали неловкость. Кокто сравнивал положение Мизии при Сертах с положением человека, который в переполненном ресторане стоит у столика и ждет, когда он освободится, и присутствие которого мешает есть, лишая аппетита.
Так как их постоянно видели вместе, по Парижу стали ходить упорные слухи о «браке втроем». Поль Моран в своей книге «Венеция» спустя годы писал: «Вспоминаю Хосе-Мариа Серта, развалившегося в кресле с его двумя женами, Мизией и Руси, у его ног». В 1933 году французский драматург польского происхождения Альфред Савуар[314], годами посещавший салон Мизии (говорили, он был когда-то ее любовником), не мог удержаться, чтобы не сделать эту ситуацию сюжетом своей пьесы «Мария», героями которой, что ни для кого, несмотря на вымышленные имена, не осталось секретом, стали Мизиа, Серт и Руси[315]. В «Марии» была сцена, когда все трио оказывалось в одной постели. На первом представлении разгневанная Мизиа вышла из зала посреди акта. Для Руси все это было невыносимо. В Испанию, где Серт построил для нее дом, она не приглашает Мизию; в Париже не принимает в присутствии друзей.
Но вот Руси умирает. Вместе с неподдельным (хочется думать) горем в Мизии воскресает надежда, что Серт вернется и вновь станет ее мужем. Серт не покидает ее до самой своей смерти. Он всячески помогает ей. Они видятся каждый день. Но он не вернется так, как хотелось Мизии. Она — не любовница, не жена. Она просто существует при нем. Мало того: во время войны Серт ждал развода жены германского посла в Испании баронессы Штохрер, чтобы жениться на ней. Щадя Мизию, он старался скрыть от нее свои планы. Но она не могла не узнать о них.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
Эта книга — биография Шарлотты фон Мальсдорф, немецкого трансвестита, сумевшего пережить два страшных репрессивных режима прошлого столетия — нацизм и коммунизм. Интересуясь с детских лет предметами старины, еще в 1960 году он создал уникальный в своем роде музей эпохи грюндерства, единственный частный музей на территории бывшей ГДР. Книга «Я сам себе жена» была переведена на многие европейские языки и стала мировым бестселлером.
В книге друга и многолетнего «летописца» жизни Коко Шанель, писателя Марселя Эдриха, запечатлен живой образ Великой Мадемуазель. Автор не ставил перед собой задачу написать подробную биографию. Ему важно было донести до читателя ее нрав, голос, интонации, манеру говорить. Перед нами фактически монологи Коко Шанель, в которых она рассказывает о том, что ей самой хотелось бы прочитать в книге о себе, замалчивая при этом некоторые «неудобные» факты своей жизни или подменяя их для создания законченного образа-легенды, оставляя за читателем право самому решать, что в ее словах правда, а что — вымысел.
В книгу вошли статьи и эссе знаменитого историка моды, искусствоведа и театрального художника Александра Васильева. В 1980-х годах он эмигрировал во Францию, где собрал уникальную коллекцию костюма и аксессуаров XIX–XX веков. Автор рассказывает в книге об истории своей коллекции, вспоминает о родителях, делится размышлениями об истории и эволюции одежды. В новой книге Александр Васильев выступает и как летописец русской эмиграции, рассказывая о знаменитых русских балеринах и актрисах, со многими из которых его связывали дружеские отношения.